На семи ветрах
Шрифт:
Федя еле успел отскочить и невольно улыбнулся.
Совсем недавно ещё пуржило, потом взыграл мороз, так что в колодцах прихватило насосы и их пришлось оттаивать, а вот сегодня солнце припекает вовсю, капель барабанит как сумасшедшая и снег уже не держится на крышах.
Федя поглядел на сползший снег — тот лежал бесформенной грудой, завалил ступеньки крыльца и дорожку вдоль стены. Федя взялся за лопату.
Комья тяжёлого снега полетели в стороны. С первых же минут стало жарко, и Федя скинул пиджак.
— На зарядку становись! —
— Нашёл себе работку — до обеда не справишься, — заметил Саша.
— Да вот трахнул по сосульке, а снег и поехал, — признался Федя.
— Он бы и без тебя поехал… — Саша прислушался; где-то у соседей протяжно и мягко ухнуло. — Весна, ничего не поделаешь…
Втроём мальчишки принялись отбрасывать от крыльца снег.
— А знаете, чего я подумал… — помолчав, заговорил Федя. — Это как на вчерашнем собрании. Словно снежная лавина в горах сорвалась или вот снег с крыши…
Мальчишки вспомнили, как вчера на общем собрании колхозники в один голос заявили, что не желают больше жить и работать с таким председателем, как Фонарёв.
Когда же стали думать о новом хозяине артели, то многие назвали имя Василия Андреевича Просекова и сказали, что они хотели бы считать себя коммунаровцами.
— Прорех у вас в артели накопилось немало, — сказал Просеков, прибывший на собрание со своими колхозниками, — но мы и от таких соседей не отказываемся. Будём вместе хозяйство ставить.
И родниковцы дружно проголосовали за присоединение к колхозу «Коммунар».
— Ребята, а про новость в школе знаете? — спросил Саша.
— А как же! Воблый Глаз у нас больше не директор, — сказал Улька. — Сняли его… С треском, с выговором. И без права занимать руководящие должности в школах. Так Звягинцев, говорят, разобиделся, решил в торговую сеть податься.
— Туда ему и дорога. — Федя махнул рукой. — Кого-то теперь вновь пришлют…
— А никого не пришлют, — возразил Саша. — Роно разрешило учителям самим избрать нового директора. Из своей среды. Тайным голосованием. И знаете, за кого учителя больше всех голосов подали? За нашу Варвару.
…Наконец крыльцо было очищено от снега.
— А ну, братцы-коммунарцы, кончай аврал! — крикнул Улька, отбрасывая лопату.
Мальчишки пошли в школу.
За околицей весна вновь напомнила о себе. На старой чёрной иве горланили прилетевшие грачи, дорога потемнела от навоза, сугробы осели, снег в поле стал рыхлым, ноздреватым, обнажились.
Ребята вглядывались в поле, щурились от солнца, вдыхали запах тронутого весенним теплом снега и не заметили, как, не сговариваясь, свернули на боковую дорогу.
Вскоре им встретилась подвода. В санях-розвальнях сидели Просеков и Федин отец.
— Куда это вы от школы завернули? — спросил Просеков.
— А мы на Ерёмину пустошь хотели глянуть, — признался Федя.
— Они насчёт своей земли тревожатся, весну дозорят, — улыбнулся Прохор Михайлович. — Это правильно! Весну — её надо за околицей видеть, как первого гостя встречать.
— Понятно, — кивнул Просеков и, догадываясь, о чём беспокоятся школьники, успокоил: — Мы с Прохором Михайловичем все запущенные земли объехали. В ближайшие дни начинаем раскорчёвку.
— А кто корчевать будет? — спросил Саша.
— Всем колхозом возьмёмся. А поднятую землю передадим родниковской бригаде. — И Просеков объяснил, что колхоз «Буревестник» будет теперь отдельной бригадой в «Коммунаре», а хозяином её по воле собрания избран Прохор Михайлович.
— Дядя Прохор, ура! Качать вас! — закричал Улька.
— Качать или ругать — это осень покажет. А сейчас отправляйтесь-ка на занятия.
Мальчишки повернули к школе.
— Хозяева на земле растут. Пахари, хлеборобы! — задумчиво сказал Просеков, провожая глазами школьников.
— Растут, в силу входят, — вслух подумал Прохор Михайлович.
Через неделю правление колхоза подало команду начинать подъём запущенных земель.
В воскресенье рано утром все трактористы и десятки колхозников вышли на корчевальные работы.
Школьники во главе с учителями направились к Ерёминой пустоши.
Впереди двигались три школьных трактора, которые вели Федя и его приятели, а за ними с топорами, лопатами и мотыгами на плечах шагали члены ученической бригады и солидная армия ребят из младших классов, пришедших на воскресник.
— Неужели полевые работы вздумали начинать? — удивлялись старики.
— Не полевые, а пока корчевальные, — объясняли ребята. — Малую целину будем поднимать.
Затем к Ерёминой пустоши подъехали грузовики, а Григорий Иванович и Прохор Михайлович пригнали из «Коммунара» тяжёлый бульдозер и кусторезную машину.
И началась схватка. Машины с натужным рёвом срезали кустарник, корчевали корневища, выдирали старые пни, засыпали землёй ямы и рытвины.
Поодаль от машин школьники срубали топорами лозняк и осинник и подрывали лопатами и мотыгами пеньки. Затем, вспомнив, как действует рычаг первого рода, подсовывали под пенёк длинную слегу, повисали на свободном конце, и пенёк под команду «раз-два — взяли» с треском выскакивал из земли.
Потом срубленный кустарник, сучья, корневища, пни ребята оттаскивали в сторону и бросали в костры. Они пылали сплошным рядом, жаркие языки пламени высоко взвивались к небу и были видны далеко вокруг.
Мальчишки пропахли дымом, раскраснелись, пиджаки у многих покрылись дырками от постреливающих угольков, но никто не обращал на это внимания.
К концу дня Прохор Михайлович вместе с Варварой Степановной замерили верёвкой раскорчёванную пустошь, подсчитали площадь — набралось около шестидесяти гектаров.