На съемках в Новом Орлеане
Шрифт:
Он пожал плечами, пожалев, что вообще открыл рот. Что, черт возьми, он понимал в кинобизнесе? Лорелей сделала завидную карьеру, играя коварных соблазнительниц. Кто он такой, чтобы критиковать? Пусть даже одна мысль о том, что она будет сбрасывать сегодня свою одежду, не давала ему уснуть всю предыдущую ночь.
У Лорелей неожиданно пересохло в горле.
– Нам надо поговорить.
– Давно пора, – согласился Майкл. О скольких же вещах он собирался сказать ей все эти годы!
– Проблема в том, что я не смогу
Наконец-то она говорит «наших». Уже прогресс, подумал Майкл. Впрочем, это отчасти пугало, потому что было неизвестно, во что выльется их разговор.
– Давай все по порядку, – предложил Майкл. – Первое, что от тебя требуется, – это сняться в сегодняшней сцене стриптиза. Потом мы вернемся в отель и закажем ранний ужин. А потом поговорим.
Десять лет она ждала, чтобы узнать, почему он ее отверг. Теперь судьба снова дает ей надежду. Они все обсудят, как два умных взрослых человека. А потом оставят прошлое в покое и начнут новую жизнь.
– Приехали.
Лорелей бросила взгляд на крикливый фасад ночного кабаре на Бурбон-стрит, который был снят для съемок на ближайшие шесть часов. По ее настоянию официанткам, разносившим коктейли, и танцовщицам, обычно работавшим в дневные часы, заплатили в двойном размере с учетом тех чаевых, которые они могли получить за смену. Эрик высмеял ее, назвав «сердобольной либералкой». Лорелей спорить не стала, но и от своих требований не отказалась.
– Я думаю, что справлюсь.
– Я тоже так думаю. – Майкл был напряжен не меньше, чем она сама.
Лорелей вдруг поняла, почему так волновалась из-за этой сцены. Нет, она и в других картинах не играла монашек. У нее было достаточно сцен в спальнях и ванных комнатах, особенно в первый год работы. Но тогда не приходилось думать о Майкле О'Мэлли…
И в этом, как осознала сейчас Лорелей, и заключалась разница.
Она повернулась к Майклу и взяла обе его руки в свои.
– Ты ведь понимаешь, что это просто роль, которую я играю? Что на самом деле раздеваюсь не я?
Майкл никогда не видел ее такой серьезной.
– Поверь мне, Лорелей, я знаю разницу между реальной жизнью и игрой.
– Значит, ты не будешь ревновать?
Он засмеялся, и этот смех разрядил напряжение, нависшее над ними подобно грозовым тучам.
– Я детектив, дорогая, а не святой. Конечно, я буду чертовски ревновать. А еще я буду следить за каждым мужчиной, который окажется сегодня в этом кабаре.
– Следить?
– Они имеют право только смотреть. Всякого, кто попытается хоть пальцем дотронуться до моей девочки, я просто пристрелю.
«Моей девочки…» Ее сердце перевернулось в груди.
– Ты не сделаешь этого.
– Поспорим? – Майкл не улыбался. Но Лорелей знала, что он шутит. Неужели нет?..
Пока она решала для себя этот вопрос, Майкл неожиданно наклонился к ней и прижался губами к ее губам.
Угольки, тихо тлевшие так много лет, разгорелись. Роившиеся в голове у Лорелей мысли исчезли, испарились от жара его поцелуя, от обжигающего прикосновения его широкой ладони, скользнувшей под ее короткую кофточку. От прикосновения, о котором Лорелей так давно мечтала…
Его губы были как пламя. Ощутив во рту его язык, Лорелей застонала. Он прижал ее к себе, и на нее словно дохнуло жаром из печи.
Целовать ее было все равно что кататься на «американских горках». Она была такая же, какой Майкл помнил ее. И не такая. В юности Лорелей была сладкой, как запретный плод. За годы разлуки она обрела роскошную опьяняющую зрелость. Вкус игристого шампанского. Изысканный аромат коньяка. Лорелей опьяняла сильнее, чем домашнее вино, которое изготавливал его дядя, живший у залива.
Майкл опьянел. Возможно, то, о чем он думал каждую бессонную ночь, было правдой: она всегда была с ним.
Усилием воли Майкл заставил себя остыть.
– Пойдем лучше в бар.
За все время своей работы Лорелей ни разу не опоздала на съемки. Но еще никогда ей не было так трудно сдвинуться с места, как сейчас.
Они вошли в бар. Рука Майкла по-хозяйски лежала на ее спине. Проследив за мужскими взглядами, провожавшими Лорелей, которая исчезла в дамской комнате (она была переоборудована в комнату для переодевания, предварительно проверена Майклом и объявлена безопасной), он понял, что каждый мужчина, сидевший здесь, жаждал увидеть стриптиз Лорелей.
Эта мысль не вселяла радости. Подавив ревность, Майкл сосредоточенно пытался определить, кто из сидевших здесь мужчин мог быть преследователем Лорелей. К сожалению, список подозреваемых был довольно длинным.
– Внимание, мальчики и девочки, – обратился к группе Эрик. – Начинаем снимать. Тишина на площадке.
– Тишина на площадке, – повторил ассистент режиссера. – Эпизод тридцать шестой. Дубль первый. Мотор!
Майкл читал сценарий, но и это не смогло подготовить его к реальной сцене.
За кулисами взревел мотоцикл. Все мужчины в комнате напряглись, напомнив Майклу его старого охотничьего пса Элвиса.
Рев мотоцикла приближался. Под взглядами собравшихся на полицейском мотоцикле на площадку въехала Лорелей, одетая в черную кожаную куртку, обтягивающие кожаные шорты и высокие, доходившие до бедер, сапоги. Актер, игравший роль распорядителя кабаре, объявил:
– Очаровательный Полицейский.
Едва увидев Лорелей, сидевшую с широко расставленными ногами на этом мотоцикле, Майкл испытал желание немедленно увести ее со съемочной площадки, подальше от всех любопытных глаз. К сожалению, он знал, что дальше будет еще хуже.