На Севере дальнем

Шундик Николай Елисеевич

В полдень Чочоя с Кэукаем отыскала Вияль и, к огорчению друзей, увела их обедать, а после обеда, по настоянию врача, Вияль заставила Чочоя улечься спать.

Кэукай покружился возле кровати брата и, когда ему по­казалось, что он уже спит, ушел из дому.

Ушли по своим делам из дому Вияль и Таграт. Оставшись один, Чочой решил снова приняться за осмотр дома, в кото­ром, казалось ему, так много интересного и таинственного. Но не успел он одеться, как дверь в комнату отворилась и на по­роге показался Эттай. На его румяном круглом лице было

выражение необыкновенной важности и торжественности.

— Послушай меня, Чочой, хорошо послушай! Уши твои сейчас очень важное услышат, — начал он. — Я понимаю, твоя жизнь на Аляске была очень плохой. Вот ты до сих пор не знаешь, наверное, что все дети должны учиться в школе. Но мы тебе объясним, всё объясним: что такое парта, доска, что такое тетрадь; объясним, что такое класс, домашнее задание, пионерский сбор; мы даже объясним тебе, что такое «кол». Но ты лучше получай пятерки. Я знаю, ты обязательно будешь получать пятерки...

Чем дальше говорил Эттай, тем сильнее воодушевлялся. И хоть говорил он по-чукотски, но употреблял столько новых для Чочоя слов, что тот ничего не понял из его бурной речи. «Как все равно шаман при камлании, слова непонятные про­износит», — подумал про него Чочой.

А Эттай между тем продолжал говорить что-то уже совер­шенно непонятное, по-прежнему энергично жестикулируя, по­рой совсем сбиваясь на русскую речь. Наконец, передохнув, он сделал паузу и сказал уже спокойно:

— Хорошие ли я слова тебе говорил, а? Теперь ты, навер­ное, все понимаешь?

— Нет... ничего не понимаю, — невольно признался Чочой.

Эттай смутился, сделал шаг вперед, хотел сказать что-то еще, но вдруг, махнув рукой, залез в свои карманы и с по­спешностью стал извлекать давно уже приготовленные для Чочоя подарки. Здесь было много разных вещей, от которых могли разбежаться глаза любого мальчишки.

— Вот, бери, бери все это! Будем друзьями, хорошими бу­дем друзьями! — закончил Эттай церемонию передачи подар­ков. Схватив руку Чочоя, он крепко пожал ее и направился к выходу.

Эттай ушел, а через несколько минут в комнату вошло че­ловек семь ребят, имен которых Чочой еще не знал. Все они без лишних слов стали вручать свои подарки Чочою. Тот смот­рел со смущением на растущую гору подарков дружбы, пы­тался запомнить всех, пришедших с дарами.

В это время в комнату вошли Кэукай с Петей. Они недо­уменно переглянулись.

— Мы же подарки решили вручить на пионерском сбо­ре, — сказал Петя по-русски.

Один из мальчиков, уже передавший свои подарки, вино­вато кашлянул и сказал, оправдываясь:

— Да это Эттай начал, а мы за ним — опоздать боялись.

— Эттай часто так поступает, он совсем неорганизован­ный, — нахмурился Петя.

Чочой во все глаза смотрел на белолицего мальчика. Он не понимал, о чем говорит Петя, но ему было ясно, что тот чем-то недоволен. Вскоре у него мелькнула мысль: «Однако, белолицый сердится, что мне принесли подарки!» Бросив взгляд на кучу подарков, Чочой заговорил быстро, возбуж­денно:

— Зачем мне столько подарков? Не надо мне столько по­дарков! Заберите их! Что я, мистер Кэмби, что ли? Что я, ша­ман Мэнгылю, что ли? Зачем мне столько вещей иметь? Я по­нимаю, почему это ему не нравится... — Чочой показал глаза­ми на Петю и отошел от стола, на котором лежали подарки.

Петя с укором глянул на Кэукая, как бы говоря: вот ви­дишь, как скверно получается!

Кэукай вспылил.

— Нет, это никуда не годится! — почти закричал он. — У Эттая голова хуже, чем у нерпы. Мысли в голове, как снег, — куда ветер подует, туда и летят.

В комнату ввалился запыхавшийся Эттай. В руках у него был новенький аркан. По своей душевной доброте, он решил, что еще мало сделал подарков Чочою, что он зря не отдал ему свой аркан, тогда как все ребята знают, что это у него самая лучшая вещь.

— Скажи, как это называется? — обратился к нему Кэу­кай. — Ты почему решил сам Чочою подарки вручать, а?

Эттай часто-часто заморгал глазами, виновато опустил го­лову.

— Знаешь, Эттай, — не выдержал Петя, — ты своим по­ступком как бы сказал: «Я самый лучший! Я первый подарки вручил, а все остальные ребята куда хуже меня...»

Эттай низко опустил голову. Он не мог не признать Петины слова справедливыми. Сделав усилие над собой, он сказал, прямо и честно глядя Пете в глаза:

— Ты правду говоришь. Получается действительно так... Но я не хотел этого, совсем не хотел этого...

Всем своим видом Эттай, казалось, говорил: всегда у меня получается как-то наоборот — хочу, чтобы хорошо было, а получается плохо. Усиленно вращая, по своей привычке, нос­ком растоптанного торбаза, он смущенно сопел, не решаясь поднять глаза на друзей.

Чочой изо всех сил старался понять суть разговора между Эттаем и Петей.

— Ладно, кончим об этом, — наконец примирительно ска­зал Петя. — Ну, а раз уж так получилось, то нам тоже надо будет сейчас отдать свои подарки. Как ты думаешь, Кэукай?

Все облегченно вздохнули: несмотря на свою обиду, Петя высказал Эттаю все, что думал; он предложил самый хороший выход из затруднительного положения. Теперь дело остава­лось за Кэукаем, авторитет которого для ребят был не мень­шим, чем авторитет Пети.

Кэукай не торопился. В эту минуту он серьезностью и стро­гостью напоминал своего отца, Таграта.

— Хорошо, что у тебя душа честная, — наконец сказал он, окидывая Эттая все еще сердитым взглядом. Но вдруг, блес­нув озорно глазами, слегка щелкнул Эттая по носу и доба­вил: — Вот посмотришь, какие мы с Петей дадим Чочою по­дарки! У тебя от зависти глаза на лоб вылезут...

Сразу всем стало весело. Кто-то из мальчиков, подражая Кэукаю, щелкнул Эттая по макушке. Тот почесал ушибленное место, медленно повернулся и неуловимым движением рук набросил на обидчика аркан. Еще минута — и началась бы увлекательнейшая свалка, но кто-то вспомнил, что они нахо­дятся в комнате.