На Севере дальнем

Шундик Николай Елисеевич

— Очер?.. Почему он назвал это имя? — с недоумением спросил Петя.

— Так ты же знаешь, что это имя собаки, которую потерял Чочой в море! Может, она приплыла!..

Не сговариваясь, Петя с Кэукаем побежали в ту сторону, где скрылся в темноте Чочой. Из-за лохматой черной тучи выглянула луна, стало светлее.

— Вон смотри, Чочой по берегу бежит! — сказал Кэукай, показывая вдоль берега рукой.

— В чем дело? Куда он бежит? — изумлялся Петя. — На­до его догнать!

— Очер! Очер! — доносился до них голос Чочоя.

Луна снова скрылась

за тучу. Но друзья продолжали бежать во тьме. Запыхавшись, они наконец остановились.

— Что же делать дальше? — спросил Кэукай. — Надо все же найти Чочоя!

— Надо найти, — поддержал его Петя. — Мало ли что может случиться...

Мальчики снова тронулись в путь, пристально всматрива­ясь во тьму. Ветер, дующий с моря, мешал идти, сбивал их в сторону. Часто на пути попадались большие камни. Мальчики спотыкались, падали, но упорно двигались вперед.

— Давай позовем, — предложил Петя.

—Чо-чой!.. — закричали они в два голоса. — Чо-чой!..

— А ну, еще громче, — предложил Кэукай.

— Чо-чой!..

Но в ответ лишь гремели гулкие удары морского прибоя.

Друзья пошли дальше. Они потеряли чувство времени и никак не могли определить, как долго идут в ночной темноте.

Неожиданно впереди блеснул небольшой огонек. Он то по­тухал, то загорался снова.

— Смотри, костер! — сказал Кэукай.

Мальчики прибавили шагу.

Время шло и шло, а огонек казался все на том же месте. Но вот пламя его замигало и потухло. Мальчикам стало жут­ковато. Им показалось, что даже ветер сразу стал холоднее, словно до этого огонек согревал их своим теплом.

— Чо-чой!.. — закричали они снова.

Ответа не было. Мальчики помчались, ожидая, что огонек загорится снова. Так оно и случилось: огонек загорелся.

— Смотри, горит! — обрадовался Кэукай. — Побежим!..

...Чочой подошел к тому месту, у которого, как ему показалось, еще совсем недавно горел костер. Мальчик пугливо осмотрелся, прислушался.

— Очер! — закричал он снова.

Чочою было очень страшно оставаться одному темной ночью на пустынном морском берегу. Идти дальше в темноту мальчик не решался.

— Непонятно что-то, — вслух сказал он.

Голос Очера, только что слышавшийся где-то здесь, все еще не умолкал в ушах Чочоя. И вот, глянув под ноги, он дей­ствительно заметил тлевшие головешки только что горевшего костра.

— Совсем непонятно что-то, — повторил он вслух, желая отделаться от страха.

Присев на корточки над тлевшими головешками, Чочой раздул их, подбросил несколько сухих головешек. Вспыхнул слабый язычок пламени, облизал сухую головешку, торже­ствующе зашипел, забрызгал искрами.

Теперь Чочою уже не было так страшно. Он даже снял сшитые Вияль торбаза, осмотрел разбитые о камни ноги. При­гревшись у костра, Чочой обхватил колени руками, задумал­ся. «Ну да, конечно, льдину с Очером могло прибить к берегу, и его кто-нибудь подобрал», — рассуждал он, с надеждой ожидая, что вот-вот где-нибудь поблизости снова послышится голос Очера.

Чочою почудились человеческие голоса. Вздрогнув, он вскочил на ноги, прислушался. Сердце его билось часто и гул­ко. А голоса приближались...

— Чочой, это мы! Я и Петя! — послышался почти рядом голос Кэукая.

Чочой, как был, босиком, бросился к своим друзьям.

— Что это с тобой? Зачем ночью здесь костер жжешь? — спросил Кэукай, глядя с недоумением то на костер, то на Чо­чоя.

— Я слышал голос Очера! Вы знаете, как я люблю своего Очера!.. Я, наверное, с ума сойду от радости, если Очера уви­жу... — быстро-быстро, словно боясь, что его не выслушают до конца, заговорил Чочой.

Кэукай и Петя посмотрели в его взволнованное лицо, оза­ренное красными бликами костра, и поняли, что Чочой дейст­вительно иначе поступить не мог.

— Но, может, это тебе почудилось? — спросил Петя.

— Нет, нет, не почудилось! Зачем почудилось? Почему так говоришь — почудилось! — горячо возразил Чочой. — Я го­лос Очера всегда узнаю. У него голос словно человеческий...

Не успел Чочой договорить, как из темноты прямо к костру выпрыгнула крупная худая собака. Кэукай и Петя невольно отступили в сторону, а Чочой, закрыв глаза, крепко прижал ее к себе. На собаке был оборванный конец алыка — очевид­но, она оторвалась от потяга нарты.

— Очер! Очер!.. — восклицал Чочой, не выпуская собаки из рук.

Петя почувствовал, как что-то запершило у него в горле, а Кэукай все смотрел и смотрел широко раскрытыми глазами на встречу двух друзей и с трудом удерживался, чтобы само­му не обнять собаку.

Радостно повизгивая, Очер терся своей головой о щеку Чочоя, словно человек, заглядывал ему в глаза...

А Экэчо, испугавшись приближения людей со стороны по­селка и разбросав костер, теперь незаметно из темноты на­блюдал за мальчиком.

Встреча Очера с Чочоем тронула даже его. Нахмурившись, он нервно перекусил сухую травинку и подумал: «Хорошо, что я не убил собаку. Собака ничего, пусть живет — у нее язык не человеческий, она не разболтает. Потом, помнить надо, что собака — лучший хранитель от злых духов... А как она броси­лась к нему, даже алык оборвала! Умная собака, очень умная!»

Когда мальчики ушли, уведя с собой Очера, Экэчо снова подошел к костру и крепко задумался. «Уйти с этого берега надо туда, к брату уйти. Здесь все равно когда-нибудь узна­ют, кто я такой, — размышлял Экэчо, прислушиваясь к уда­рам морского прибоя. — Пушнину собирать надо, много пуш­нины в эту зиму собрать надо. На том берегу только бедному человеку плохо живется, а богатому человеку там хорошо живется. Мой брат Мэнгылю на свою жизнь на том берегу никогда не жаловался. Пушнины много с собой увезу! Много богатства с собой увезу!.. Только осторожным быть надо. Как старая, хитрая лиса, осторожным быть надо... С чу­жих капканов песцов снимать буду, в тайные места шкуры прятать буду. Ничего, Экэчо проживет остаток дней своих так, как ему хочется! Вот только бы не явились на берег эти страшные для меня люди...»