На сияющих вершинах
Шрифт:
"Лазарь", наконец, поднялся и, пошатываясь, как пьяный и не переставая бормотать ругательства, направился к людям.
– Они его не убивали, они его просто заморозили, - тихо сказал рыжеволосый Филлер.
– А теперь отпустили. Значит, действительно - "прощай, моя голубка"? Или пребывание наше здесь - бесовское наваждение, не более? Демоны играли нами...
Белецкий
А если и вправду - наваждение? Чем черт не шутит... Вот и пошутили с ними черти, напустили бесовского тумана, прикинулись инопланетными пришельцами. Может быть, не зря священники православные втолковывают: и астрологи, и экстрасенсы, и полтергейст, и явление НЛО - все от дьявола, все - проделки сатаны и слуг его?..
Все кончилось...
– Витюша, миленький, мне почему-то страшно!
– Анна схватила его за руку, глядела круглыми зелеными глазами.
Белецкий погладил ее по щеке.
– Не бойся, Аннушка-голубушка. Тебе же ясно и понятно сказали...
Он не окончил фразу, потому что в конце зала, у стены, вдруг заклубился туман, превращаясь в знакомые белые фигуры с кубообразными головами. Кубоголовые держали в руках нечто, напоминающее луки, как и тогда, давным-давно, в день вторжения.
И взвился вдруг под высокий потолок пронзительный женский крик:
– Не-ет! Не хочу! Не хочу наза-ад! Не хочу-у!..
И - прорвалось. Вновь зашумели, закричали, заголосили, словно вернулись те давние минуты, первые минуты в этом зале, похожем на станцию метро.
– Да что же это? Почему они опять решают за нас?..
– Остановитесь, не надо!..
– Не хочу-у!..
– Милые, родные, не трогайте, оставьте меня здесь!..
– Мы не твари неразумные, мы - люди! С нами надо считаться!..
– Мы что, плохо работали? Я плохо работала, да? Не забирайте назад,
– Коллектив просит, от имени коллектива... Мы еще вам пригодимся...
– Прячьтесь от них, товарищи! Пусть попробуют поймать!..
– Мужчины, вы мужчины или импотенты недоделанные? Отнимите у них эти палки!..
– Оставьте меня зде-есь!..
Атлет Жека, по-видимому, еще не совсем пришедший в себя, оторопело замер посредине зала, недоуменно глядя на неистовствующую толпу.
Белецкий дернулся от неожиданной боли. Это Анна, не помня себя, щипала его за руку и быстро-быстро твердила, упрашивая, умоляя:
– ...не хочу-не хочу домой-не хочу-не хочу-не хочу домой...
Он брезгливо отбросил ее руку, отступил на шаг. Вот он - предел желаний человеческих? Вот они - люди? Стадо... Стадо, допущенное к кормушке. И нет больше никаких желаний, и никто не хочет назад... Готовы остаться здесь навсегда, здесь, на сияющих вершинах...
Он презирал их, ему было стыдно за них перед этими кубоголовыми, так и не сделавшими еще ни одного движения.
"Я не на небе и не на земле, но все-таки выше тех, кто на земле. Выше!"
Внезапно ему стало очень плохо и тоскливо. "Ну сколько можно притворяться и лгать самому себе?
– спросило его второе "я", притаившееся в черной глубине.
– Они - стадо... А ты, Ты действительно хочешь чего-то еще или тоже не прочь... на сияющих вершинах?.."
Анна вновь вцепилась в него обеими руками, повторяя свою скороговорку-молитву. Толпа кричала, причитала, всхлипывала, вздыхала, умоляла...
"Не стадо, нет. Просто - люди. Человеки. Земные человеки..."
А небо?
"Небо - для птиц", - ответил ему кто-то.
Кубоголовые по-прежнему стояли неподвижной шеренгой, словно недоумевали, словно колебались, словно не решались взяться за дело.
"Оставьте нас здесь!" - разноголосо кричала толпа.