На службе Отечеству
Шрифт:
– Привет.
А когда я, уходя, сказал ему прощальное "Пока", он крикнул:
– А мой день рождения мы все равно отметим... В Старом Крыму!
Когда мы возвратились в роту, бойцы уже разместились в домах. Возле одного из них стояла походная кухня, вокруг которой оживленно, как на восточном базаре.
В помещениях с низкими потолками душно. Бойцы сидят вдоль стен, лежат на полу. Люди настолько изнурены бессонными ночами, морозом, недоеданием и беспрерывными боями, что заснули, не притронувшись к еде.
В полночь неожиданно появился старшина Санькин. Его шинель, лицо, руки испачканы машинным
– Товарищ комроты, - докладывает он простуженным голосом, - раненые доставлены в полковой медпункт. Трофейные гранаты, винтовки и патроны привез.
– Привез? На чем?
– На немецком грузовике. Мы приметили его в Насыпном, но мотор не заводился. Вместе с красноармейцем Пановым отремонтировали. Я немного разбираюсь в двигателях, а он перед войной работал на тракторе...
– Вы не видели лейтенанта Ступицына?
– поинтересовался я.
– Лейтенант погиб. Наскочил на фашистов, прорвавшихся за Ближней Байбутой, и в рукопашной был насквозь пронзен штыком в грудь.
– Помолчав, Санькин добавил: - Об этом я узнал в медпункте, куда доставили смертельно раненного лейтенанта.
– А как он оказался за Ближней Байбугой?
– Говорят, вместе с легкоранеными шел...
– Зачем?
– Не знаю, - пожал плечами Санькин.
Вызываю Петина. Заспанный санинструктор протискивается в дверь. Весь его вид выражает недовольство тем, что разбудили.
– Вы знали, что лейтенант Ступицын ранен?
– спрашиваю его.
– Знал, - бурчит Петин.
– Почему не доложили?
– А чего докладывать?
– удивляется санинструктор.
– Рана пустяковая: пуля царапнула предплечье, кость не задета. С такими ранами у нас полроты ходит.
"Здорово подвела Ступицына осторожность", - подумал я.
Приказываю Санькину выдать командирам взводов третью часть гранат, винтовок, патронов, остальные отвезти в распоряжение командира батальона.
Вернувшись, Санькин доложил:
– Командир батальона приказал передать вам благодарность за боеприпасы. А меня пообещал представить к награде.
– Потоптавшись на месте, старшина смущенно добавил: - А машину капитан забрал. Сказал, что взводу снабжения она нужнее.
– Леший с ней, - успокоил я огорченного старшину, - по бездорожью да по балкам на ней не пройти.
Митрофан Васильевич, тихо войдя в комнату, устало опустился на ковер и с чувством удовлетворения сказал:
– Ну, гора с плеч: все, кто перед высадкой подал заявление с просьбой принять в партию, утверждены политотделом кандидатами... Сейчас же объявим об этом. Жаль, что Бондарева, Лебедева и Мигули уже нет среди нас... В письмах родным обязательно сообщим, что они пали в бою, как и подобает коммунистам.
Выслушав сообщение о смерти Ступицына, политрук горько усмехнулся:
– Вот ведь судьба какая: как берег себя лейтенант, как осторожничал, а погиб раньше нас, да еще в тылу.
– Помолчал и заключил: - Нет, далеко не героем был наш лейтенант. Рука не поднимется сообщить родным: пал смертью храбрых.
– Мы тоже далеко не герои. Никому не хочется умирать, - возразил я, расстроенный мыслями о горе матери погибшего.
– Нет!
– горячо воскликнул Митрофан Васильевич.
– Бойцы, которые вот уже третьи сутки шагают сквозь огонь, не прячась за спины товарищей, истинные герои! Ты слышал от них хоть слово жалобы, недовольства? Нет, не слышал. Зато видел, с какой страстью добивались они права идти в бой, а может быть, и умереть коммунистами. Мужество, стойкость, готовность к самопожертвованию - это ли не черты истинного героя? Разве видела мы в тихом Мигуле что-то особенное, героическое? А он погиб, спасая Лоткова. И в бою, скажу тебе, бойцы -проявляют поистине массовый героизм. Именно поэтому обидно, когда видишь отсутствие таких черт у командира...
Нашу беседу прервал парторг Веков. Договорились собрать коммунистов в пять часов. Пришел Украинцев, доложил, что в расположении роты спокойно, дежурство передал Терешину и идет спать. После Терешина наступала очередь Митрофана Васильевича, мне сменять его. Сбросив шинель, я с наслаждением вытянулся и мгновенно заснул. Разбудил меня тревожный крик:
– Товарищ комроты! Товарищ комроты!
Открываю глаза. Возле меня стоит на коленях Санькин. Никогда еще я не видел его в таком отчаянии. Сняв шапку, он, почему-то перейдя на шепот, повторяет:
– Товарища политрука убили. Убили товарища Абраменко, Митрофана Васильевича убили, гады...
– Кто убил?!
– кричу я, ошеломленный страшной вестью.
– Фрицы, фрицы проклятые, - простонал Санькин.
– Где?
– В третьем взводе.
Выскакиваю на улицу и бегу к боевому охранению, полагая, что Митрофан Васильевич погиб там.
– Не туда!
– Санькин показывает на приземистое строение, где разместился на ночлег взвод сержанта Гареева.
Страшная весть подняла на ноги всю роту. Со всех сторон бегут вооруженные красноармейцы. Во дворе сталкиваюсь с группой разъяренных бойцов третьего взвода, окруживших каких-то мужчин в восточном одеянии.
– Кто они?
– спрашиваю громко, но ответа не получаю. Красноармейцы, пытаясь достать кулаками задержанных, теснят бойцов, которые их охраняют.
– Смирно! Прекратить безобразие!
На этот раз меня услышали. Бойцы отпрянули от задержанных и недовольно повернулись ко мне. Красноармеец Шиян весь дергается от негодования.
– Кого задержали, Шиян?
– Притаившихся гадюк, фрицев проклятых, товарищ комроты!
– Он грозит кулаком задержанным.
– Они хотели зарезать товарища политрука.
– Где Митрофан Васильевич?
– Там.
– Шиян показывает на дверь, ведущую в жилое помещение.
– Задержанных охраняйте до выяснения, - приказываю я.
В комнате при свете керосиновой лампы Петин проворно бинтует плечо политрука. На лбу Митрофана Васильевича выступили капельки пота'.
– Что случилось? Рана серьешая?
– спросил я, опускаясь рядом.
– Да нет, - небрежно отмахнулся Митрофан Васильевич, - пустяковая: лезвие кинжала распороло шинель и скользнуло по плечу. Во время обхода увидел я три крадущиеся: к хозяйственным постройкам фигуры, закутанные в женскую одежду. Показались они мне подозрительными: и рост слишком высокий для женщин, и походка не женская. Кричу "Стой!", а они бежать. Выхватил револьвер, бросился следом, у сарая кто-то нанес мне удар. Падая, нажал курок. На выстрел прибежал сержант Гречин с бойцами. Они окружили двор и задержали четырех мужчин, непохожих на местных жителей.