На снегу розовый свет...
Шрифт:
— Кофе нальёшь?
Достаю чашечки. Включаю кофеварку. Секретарше говорю, что на какое–то время меня ни для кого нет. Про себя думаю: — Нет, милая Ланочка, на этот раз у тебя ничего не выйдет.
Ланка пьёт кофе, рассказывает: — Представляешь? — иду по улице, а навстречу он, Олег, со своей выдрой. Идёт открыто, никого не стесняется. Морда такая довольная, наглая. Я к ним подошла, перед выдрой извинилась, и попросила Олега отойти со мной в сторонку. Подпрыгнула, вцепилась руками к нему в волосы и высказала всё, что о нём думала: — Подлец! Бросил меня с ребёнком!
А его накрашенная стерва стояла в двух шагах и делала вид, что её это не касается.
Кажется, я даже материлась.
Здесь нужно отметить, что Ланка и Олег, официально чужие люди. Они развелись полгода назад, с чем я, будучи другом бывшей семьи, Олега поздравлял трое суток. Потому что расстаться с такой женщиной, как Ланка — великое счастье.
Миловидная, невысокого роста, незаурядная умница, Ланка, кроме того, была мощнейшим энергетическим вампиром. Если перевести на киловатты, то, в период её очередной подзарядки, потухла бы Братская ГЭС, и вода бы вокруг неё высохла. Но, если в единицах человеческого терпения, то одного влюблённого по уши мужика для поддержания формы ей вполне хватало.
Олег прожил с Ланкой полтора года и всё–таки не выдержал. Молодая супруга выкачивала из него энергию, вперемешку с кровью, тоннами, цистернами, и он не успевал восстанавливаться.
В конце концов — не выдержал. Сбежал. Измождённый, худой, небритый, он несколько дней отлёживался на диване в моей холостяцкой квартире. Много со мной выпил водки. Когда я, с ним чокнувшись, выпивал одну рюмку, он опрокидывал две. А потом третьей закусывал. Говорят, водка выводит всякие яды, спасает от радиации. Олег был пропитан и тем и другим. После непрерывного, запойного пьянства, Олег неделю спал.
Таким образом он вышел из этого, практически, смертельного пике — сожительства с нашей маленькой милой Ланочкой.
Я говорю «нашей», потому что до того, как Лана вышла замуж за Олега, у нас с ней был головокружительный роман. Сейчас я думаю: головокружительный — для кого? Для Ланочки, по–моему, всё, как с гуся вода. Бывали, правда, мелкие огорчения. Буквально на второй или на третий день после пышной свадьбы с Олегом, она прибежала ко мне вся расстроенная, чуть ли не в слезах: — Я с ним никак не могу кончить, он всё делает не так! — Ну, чем я-то могу помочь? — задал я такой глупый и неуместный вопрос. В это время Ланочка, в нижнем уже белье, расстилала на моём холостяцком лежбище чистую свежую простыню, которую предусмотрительно прихватила из подарочного свадебного набора. Само собой, никто моего согласия не спрашивал.
И так она приходила потом до тех пор, пока всё у них с Олегом не наладилось.
А ещё годом ранее Лана отдала мне свою невинность. Да, — вот так вот, — бери, пожалуйста! К её потере она была давно готова и, оказывается, чуть ли ни с первого дня нашего знакомства, уже принимала противозачаточные.
Ну, я не то, чтобы сразу накинулся и взял. Я так не могу. И что толку потыкаться в тело девушки, если женщина в ней ещё спит? Я стал будить в Ланке женщину. Будил
Мы целовались полуодетыми, потом — совсем обнажёнными. И однажды, совершенно естественным и незаметным образом оказавшись между Ланочкиных ног, я позволил себе провести кончиком головки там, по ослизлым губкам.
А в нашу следующую встречу, я уже в губки головку слегка окунул.
И в каждое последующее свидание я, делая осторожные поступательные движения, погружался чуть глубже, но — не более сантиметра.
Потом, чего, впрочем, и следовало ожидать, все–таки как–то не сдержался и, так сказать, одним махом ушёл в Ланочку весь. И многократно, грубо, совсем потерявши над собой контроль, эти махи повторил.
На простыню капнуло несколько капелек крови. Почему не раньше? Не знаю.
— Я теперь твоя любовница? — прикрыв большой пухлой грудью обмякшее орудие моего преступления, и трогая пальчиком красные пятнышки, — спросила меня Лана.
А, до этого, выходит, мы в салон красоты играли: в конце наших целомудренных встреч я разбрызгивал на Ланочку вскипающее семя, а она его по–хозяйски втирала в кожу груди, живота, лица (если попадало и туда). Она считала, что это весьма полезно для здоровья.
Я и сейчас смотрю на неё, на Ланку — самоуверенную, нахальную, стильную, смотрю на её персиковые щёчки, личико… Наверное, курс косметических процедур молодая женщина проходит регулярно.
Наконец, Ланка досказала свою историю про выдру и Олега. В общем, за волосы она его потаскала, в лицо ему всё, что о нём думала, высказала, и лицо поцарапала.
Ланка вскакивает с кресла и пружинисто, как кошка, проходит по кабинету. Что–то ёкает у меня в груди, но я говорю себе: — Саша, спокойно, всё равно у неё ничего сегодня не выйдет.
На улице апрельская весна. Вот–вот наступит тепло, но пока трудно определиться в выборе одежды. Не понять — это весна с оттенком лета, или же вдруг из–за многоэтажки может дунуть ветер, а с ним и дождь, и мокрый снег…
И Ланка, видимо, пришла ко мне, чтобы посоветоваться, что сейчас удобнее носить. Она опять проходит по кабинету, остановившись, кружится и спрашивает — можно ли уже ходить в таком коротком? Расклешённое платье послушно разлетается. Тонкие тёмные колготки. Сквозь них успел заметить элегантные белые плавочки. Носят ли белое под тёмными колготками?
В джинсах у меня возникло опасное шевеление. Нет, Саша, не выйдет у неё сегодня ничего.
Ланка морщит нос: и почему у тебя нет здесь зеркала? Открывает дверцу шкафа, находит зеркало и пытается прикинуть, насколько ещё можно укоротить платье. Приподнимая его край чуть выше, — Ах! — нет, — видно трусики. То — чуть ниже. И тогда опять хочется покороче.
Хорошие ножки, что ни говори.
Это становится невыносимым. Мои плавки сейчас треснут. Если бы не джинсы, их бы сейчас, точно, разорвало. Нет, наверное, и джинсы сейчас не выдержат…