На соседней планете
Шрифт:
Оглушенный этим музыкальным ураганом, перед которым отрывки самых диких произведений Рихарда Вагнера показались бы гармоничным рокотом, и задыхаясь от одуряющего запаха крови, Ардеа, шатаясь, вышел из храма.
На чистом воздухе вздох облегчения вырвался из его груди.
— О! Что за ужасный культ! — пробормотал он.
— Культ низшей расы. Но я вижу, что вы слишком взволнованы, чтобы продолжать наш осмотр, — сказал Сагастос. — Поэтому лучше вернемся домой и отдохнем.
VII
Проспав с час, Ардеа
— Вы оказались слабее и впечатлительнее, чем я думал, — сказал ему Сагастос, прибавив, что сегодня они никуда уже больше не поедут.
— Я не знаю, что такое со мной случилось. Обыкновенно, я вовсе не так впечатлителен, — ответил, краснея Ардеа. — Но запах крови был так удушлив, а потом эта ужасная музыка окончательно потрясала мои нервы. Клянусь вам, что бывали звуки, производившие на меня впечатление, точно мое тело резали бритвой.
— Да, дикие и раздирающие звуки сильно действуют на нервную систему; но это-то в данном случае и надо. Вы сами понимаете, что для того, чтобы встряхнуть, матерых и грубых ассуров, нужны меры энергичные, — с улыбкой заметил Сагастос.
— Но зачем нужно возбуждать их нервы, и что значит, наконец, эта погребальная церемония, когда нет самих покойников? Или все это совершается просто в память о них?
— Нет, погребение было настоящее. На третьем дворе, находящемся за храмом, постоянно пылает костер, на котором жрецы и жрицы сжигают приносимые родственниками тела. Пепел вместе с сосудами отдают родным; а потом в храм приводят животных для жертвоприношения и дымящеюся кровью их смачивают прах, который бросают потом в огонь, горящий перед статуей. Вы это сейчас видели. Ассуры верят, что таким образом они очищают души умерших и освобождают их от оков плоти.
И странная вещь! В силу их воли и восторженной веры, в облаках дыма мелькают неясные тени, в которых, однако, они узнают своих близких. Для того-то именно, чтобы вызвать такую возбужденность, такую способность видеть призраки, поются и играются те гимны, которые произвели на вас столь подавляющее впечатление.
— Как я жалею, что моя глупая впечатлительность помешала мне видеть до конца церемонию.
— Это беда поправимая. Послезавтра мы снова побываем в храме, и вы все увидите.
— Почему же послезавтра?
— Завтра мы отправимся на свадьбу, чтобы рассеять тяжелое впечатление, произведенное мрачной церемонией. Роху-Цампи сообщил мне, что один из его родственников, очень богатый землевладелец, выдает замуж дочь, и я сказал, что мы тоже приедем на свадьбу.
— Как? Без приглашения?
— Приглашать нас они не смеют, а должны считать за особую честь и счастье, если мудрецы Великого храма магии пожелают присутствовать на этом семейном торжестве. Само собой понятно, что мы должны сделать подарки.
— Но, ведь, у нас их нет!
— Нет, есть, так как я предвидел такой случай. Завтра мы распакуем наши пожитки.
На следующий день оба путешественника надели парадные одежды. На этот раз они были во всем белом, и на груди Сагастоса сверкал осыпанный драгоценными каменьями большой нагрудник, а князя украшала богато отделанная звезда, больших, чем
— Вот ваш подарок. Вы поднесете их новобрачным на подносике, когда они вернутся домой; один будет с молоком, а другой с медом. Все это приготовит вам Ники-Цампи, когда придет время.
— А вот и мой подарок! — прибавил он, открывая футляр, в котором лежала небольшая тарелка и два кольца: одно с зеленым камнем, а другое с красным. — Это магические кольца, приносящие счастье и богатство. Много невест позавидуют этому дару! — лукаво улыбаясь, прибавил Сагастос.
— Ну да, потому, что подарок — ценный и, кроме того, исходит из рук посвященного? — спросил Ардеа.
А еще потому, — и это главное, — что кольца дают жене верную защиту против людоедских вкусов супруга. Почти не бывало примера, чтобы муж осмелился скушать жену, которой высший посвященный надел на руку магическое кольцо, вносящее в семью здоровье, изобилие и охраняющее от пожара, молнии и других несчастных случаев. По их верованиям, вместе с насильственной смертью жены, которой покровительствует такое высшее существо, как мы, пропадает магическая сила кольца.
— Следовательно, вы приносите в дар новобрачной жизнь, — со смехом сказал Ардеа.
Вошедший Роху-Цампи прервал этот разговор.
С сияющим лицом он поклонился до земли, и объявил, что прибыли посланные его двоюродным братом, Орили-Цампи, носильщики, которые должны доставить к нему знатных гостей, удостаивающих его дом своим посещением.
Поблагодарив за любезность, Сагастос и Ардеа направились к выходу.
У дверей их ждали восемь носильщиков, в ярком одеянии и украшенных цветами шляпах, музыканты и паланкин с мягкими подушками, убранный гирляндами цветов.
Когда маг и Ардеа сели в паланкин, носильщики, — настоящие гиганты, — как перышко, подняли их на плечи, и шествие, окруженное всей семьей Роху-Цампи, двинулось в путь.
Дом Орили-Цампи тоже находился в предместье. По случаю семейного торжества все здание было убрано гирляндами зелени и разноцветными флагами, а ступеньки лестницы устланы коврами. Во дворе стояла уже целая толпа приглашенных. Под деревьями были накрыты столы, ломившиеся под массой различных блюд, и около громадных, величиной в человеческий рост, амфор стояли слуги, наполнявшие кубки, которые усердно подставляли им гости.
Все весело ели и пили, хотя хозяев дома не было видно. Сагастос объяснил князю, что родители и родственники появятся вместе с невестой после того, как приедет жених.
Вдруг раздались громкие трубные звуки, и толпа гостей разделилась, образовав посредине широкий проход. Одновременно распахнулись двери дома и ворота, которые вели во второй двор. На лестнице, покрытой ковром, появилось двадцать молодых девушек, которые несли короба, шкатулки и разные корзины.
— Смотрите, Ардеа! Это несут приданое невесты. Теперь наступает самая торжественная минута церемонии, так как каждый ассур старается удивить всех богатством и числом вещей, которые дает в приданое за дочерью. В этом отношении, соперничество бывает громадное.