На стороне мертвецов
Шрифт:
— Полицейский чиновник не должен нарушать закон. — продолжил Штольц.
— Поэтому его нарушаем мы.
— Все внутри меня восстает против этого. — очень серьезно, а главное — совершенно искренне заверил Свенельд Карлович, и ногой пододвинул к Мите уже заполненный бутылками короб. — Но мы не есть полицейские чиновники, мы с вами простые обыватели, попавшие в затруднительное положение и… мы сознаем, что виноваты.
Митя гневно фыркнул, сдувая со лба мокрую от пота прядь: он не сознавал себя обывателем, простым, а уж тем более виноватым! Если кто и виноват, так именно отец… ну и Алешка Лаппо-Данилевский.
— Плохо —
— Почему вы стараетесь казаться легкомысленней, чем вы есть, Митя? — Свенельд Карлович разогнулся, потирая поясницу костяшками пальцев. — Вы же понимаете, что эти деньги необходимы на хозяйство. Мы новых работников без них привезти не сможем.
«Что-о-о?» — Митя тоже замер, нагнувшись к ящику. — «Не думает же он, я тут мучаюсь, чтобы грязные крестьяне сушили онучи в нашей гостиной?»
На миг в подвале воцарилась тишина…
— Скраааап… — доски, которыми наскоро был обшит потолок, едва слышно скрипнули. И снова. — Скрип-скрап… — будто наверху кто-то ходил.
Двое в подвале замерли, настороженно запрокинув головы.
— Хруп… — Мите показалось, что одна из досок едва заметно прогнулась. И тишина.
Медленно, по полвершка, Митя начал выпрямляться…
— Банц!
Митя обернулся. Кольцо на крышке люка отчетливо стукнуло.
Митя толкнул Свенельда Карловича в угол… надавил на плечо, заставляя присесть, и прежде, чем тот успел хотя бы удивиться, набросил на него ветошь.
— Тихххо! Молчите!
И с фонарем в руках повернулся к медленно приподнимающемуся люку.
Это могли быть двое. Только двое. Один всюду лезущий человек и… одна потусторонняя тварь, которую Митя боялся больше всего на свете! И сейчас… сейчас он мысленно взмолился:
«Пусть это будет… тварь!»
Крышка люка бесшумно поднялась — жаркий воздух, лишь слегка смягченный ночной прохладой, хлынул во влажное нутро подвала.
— Скрииип! — подвальная лестница заскрипела под ногой и… — Скрип-скрип-скрип! — пришелец сбежал по ступенькам.
— Я так и знал, вы — подлец!
Митя шумно выдохнул, поставил фонарь на короб… так, чтоб угол, где прятался старший Штольц, утонул в тенях, и устало протянул:
— Знаете, почему я так люблю портных? Им говоришь, какой сюртук хочешь и… хотя бы в половине случаев что заказал, то и получаешь. Не то, что в прочей жизни… Жаждешь увидеть… хотя бы существо с двумя рядами клыков… а являетесь вы, Ингвар.
— Я не существо! — немедленно возмутился тот.
— Я заметил. — грустно согласился Митя.
— А портных вы любите, потому что вы — пустоголовый светский бездельник! Видал я таких!
— Где? — изумился Митя. — Вы же не бываете в свете.
— Зато теперь я понимаю, зачем вы сюда полезли! — не обращая внимания, вскричал Ингвар, и обвел подвал торжествующе-злорадным взглядом. — Все ради жалких сюртуков и жилетов! — в его голосе звучало жгучее презрение. — Ради них вы без колебаний готовы опозорить своего отца. Не думали
— Чтимые Предки! — Митя демонстративно взялся за сердце. — Вы признаете, что такое бывает?
— Брата я позорить не дам! — не отвлекаясь, гнул свое Ингвар.
Ветошь в углу дернулась.
— Думаете, я не понимаю, кого обвинит Аркадий Валерьянович, когда дело с водой вместо водки всплывет? — зло прищурился Ингвар. — Грузить станет Свенельд — его и обвинят! А вы ведь так и задумали, низкий, бесчестный негодяй! Свалить все на брата!
— Ваш брат — разумный человек! — Митя предостерегающе возвысил голос, отодвигая фонарь подальше и прикрывая спиной уже заметно шевелящуюся ветошь в углу. — Он понимает, что нам не нужен четвертый — лишний в отношениях с отцом! Хватит, что есть третий. — с намеком глядя на Ингвара, процедил Митя.
Ветошь замерла.
— А-а, так тут еще и ревность! — сделал новое открытие Ингвар. — Скомпрометируете брата, избавитесь от него… от нас… Конечно, как я мог не понять — вы не хотите, чтоб я жил в вашем доме! А что ваш отец дал Слово ярла — вам плевать! И кто будет потом имением заниматься, тоже дела нет! Вы не только подлый, вы еще и недалекий!
Ветошь активно поползла вниз. Вот же правдолюбец-справедливец германский!
— Имением должен и дальше заниматься Свенельд Карлович! — Митя снова возвысил голос. — Вы слышите? Хорошо меня слышите? Иначе вообще все будет напрасно… А отношения с отцом у меня все равно не наладятся.
«Надеюсь, Свенельд Карлович сообразит, что его участие в подмене водки вовсе не отменяет моего — по-крайности в глазах отца.»
Сообразил — ветошь опять замерла в полной неподвижности.
Зато Ингвар скривился в отвращении:
— Я совершенно не верю в ваше раскаяние! Не пытайтесь меня остановить! Мы сейчас же пойдем к Аркадию Валерьяновичу, и вы всё ему расскажите! Нет, я ему всё расскажу!
— Это, конечно, существенная разница. — искренне согласился Митя.
— А если вы попробуете отказаться… — Ингвар сделал движение, будто хотел выскочить из подвала. — Я запру вас тут, чтоб не сбежали, как в прошлый раз… и приведу его сюда!
— Сюда — не надо. — еще искренней сказал Митя и обреченно вздохнул. — Видно, придется идти признаваться. — потому что только полное признание удержит отца от немедленной проверки подвала… и даст время Свенельду Карловичу убраться оттуда.
Демонстративно повесив голову, Митя поплелся вверх по лестнице. Остановился, давая возможность Ингвару пропустить его наверх… но тот неожиданно шарахнулся в сторону — в глазах его мелькнуло опасение. Митя поглядел Ингвару в лицо… а потом с наслаждением растянул губы в пакостной ухмылке. Боишься, крысёныш? А ведь не сложно… подножка, толчок… и Ингвар летит с лестницы на земляной пол… прямо под ноги затаившемуся старшему брату. Да, дела совместные у Мити со Свенельдом Карловичем потом навряд сложатся. Хотя будь он сам на месте старшего Штольца, первым бы избавился от такого братца. Но… не может же обычный управляющий являть такую же разумность, как дворянин Дмитрий Меркулов!