На стороне мертвецов
Шрифт:
— А-ах! — губы к губам выдохнула Лидия, и руки ее разжались, роняя проклятый зонт. Она судорожно вцепилась ему в плечи, точно боясь вывалиться из лодки, он увидел рядом, совсем близко ее широко распахнутые васильковые глаза — и прижался к ее губам крепче, сильнее, глубже, до сорванного дыхания…
Выбившийся из косы золотой волосок пощекотал ему нос… и Митя выпустил девушку из объятий, и отвернулся, будто пытаясь скрыть смущение. Внутри у него все дрожало. Ни один… ни один герой лорда Байрона не чихал барышне в лицо во время страстного лобзания! И Митя тоже не… не допустит! Вот! И он яростно зажал нос пальцами.
— А-ах!
Митя еще разок глубоко вздохнул… чих был героически подавлен. И обернулся, впившись взглядом в розовые губки Лидии. Такие близкие-близкие…
— Ох, нет-нет, хватит! — она стремительно закрыла лицо ладонями, — Клянусь, я больше никогда не станут называть вас ребенком! Я так вовсе не думаю и… Посмотрите, что вы наделали! Что я скажу maman! — и она гневно указала на кружевной зонт, покачивающийся на воде рядом с ткнувшейся в камыши лодкой. — А если он уплывет?
— То вниз по течению будут знать, что здесь живет прекрасная девушка. — ответил Митя, кончиком весла пытаясь дотянуться до беглого зонта.
Внутри у него все пело. Поцелуй! Самый настоящий поцелуй и объятие тоже самое настоящее, не те едва заметные прикосновения губ, что Лидия позволяла ему раньше! Та-дам-пара-пам!
— Были бы вы настоящим Кровным, а не только по вашей матушке-княжне… — капризно бросила Лидия. — Вы бы достали его просто так! — и она выразительно пошевелила пальцами, точно подманивая к себе зонт.
В другой раз Митя бы обиделся, но тут только усмехнулся. Сердце еще отчаянно колотилось в груди, а быстрые, украдкой, взгляды Лидии говорили, что ее нынешние дерзости — чтоб кавалер не зазнался и не подумал, будто она так уж им очарована. Очарована, конечно, провинциалка просто обязана увлечься им — элегантным столичным юношей, и… Получилось, в самом деле, он ее поцеловал!
— Вы ничего не понимаете в Кровной Знати, Лидия! — снисходительно обронил он. — Вода подчиняется лишь внукам Даны-Водной, а мой дядя только женат на Дановне, а сами Белозерские… — он вдруг помрачнел и бросил быстрый взгляд окрест, точно боясь, что здесь, меж камышей, мог кто-то затаится. И скомкано закончил. — Не Данычи.
— А кто? — заинтересовалась Лидия, но Митя сделал вид, что не слышит, старательно дотягиваясь веслом до зонта. Наконец, проклятый зонтик качнулся… и соизволил подплыть поближе. Опасно свесившись из лодки, Митя подхватил кружевную игрушку и… мстительно встряхнул, обдав Лидию брызгами.
— Противный мальчишка! — взвизгнула она, вырывая у него зонт и… покачнулась, падая прямо к нему в руки.
— Вы обещали не называть меня ребенком! — губы к губам прошептал он… и не дал ей возможность ответить, целуя снова.
— Какой вы… какой… — Лидия сидела на корме, оправляя скомканную на спине тонкую ткань вышитой блузы и бросала на Митю одновременно кокетливые и недовольные взгляды. Митя невозмутимо греб, равнодушно глядя поверх ее головы. Он лишь надеялся, что по его лицу, невозмутимому лицу истинно светского человека, не видно, что в голове гудит, а в душе — поет. «Перва-а-ая кра-а-савица уезда-а-а! На полтора-а года-а старше-е! Своего добился-я Дмитрий — ничего на свет-е не-ет прекрасне-ей!»
— Лидия-я-я! — пронзительный, как трубы Иерихона, глас разнесся над плавнями. — Ли-ди-я!
Лидия
— Ингвар! — и огляделись, словно отыскивая путь к бегству. Теперь стены камыша вокруг казались не убежищем, а ловушкой.
— Будь вы и вправду водным… — буркнула Лидия. — …мы могли бы уйти под водой. Как у господина Римского-Корсакова в «Садко и Царица Водяница»! Выбрались бы позади причала… А Ингвар пусть кричал бы… пока не лопнул! — с недостойной воспитанной барышни мстительностью закончила она.
— Вам в туфельки бы песок набился, сударыня.
— А вы бы взяли меня на руки. — кокетливо ответила Лидия.
Митя поглядел на нее хмуро:
— Дядина жена, кровная Дановна, ручьи приманивает и разливы удерживает, но даже она не может прогуливаться под Невой как по Невскому проспекту.
— О! Простите, я не знала… — Лидия смутилась.
— Чего именно? — Митя вздернул бровь.
— Что она… такая слабая. Как это называется… малокровная. — неловко улыбнулась Лидия.
Митя поглядел на нее возмущенно:
— Тетушка — одна из самых полнокровных водниц своего поколения! — и уж совсем мрачно буркнул. — А под Невой не гуляет, потому что у нее гардероб парижский, промочить боится.
Он просто ненавидел эти провинциальные представления о силах Кровной Знати! Губернские обыватели верят, что Кровные Внуки, потомки Чтимых Предков — неважно, Даны-Водной, Мокоши-Хозяйки, Стрибога-Ветра, Сварога-Кузнеца или кого другого — могут реки вспять поворачивать и ветры узлом завязывать! Только это ведь сказки! Сказки про Первую Кровь и Истинных Князей — детей Древних от смертных мужей или жен. Сын того же Садко, купца новгородского, и по речному дну ходить мог и воду из скалы вызвать, потому что Дана была ему матерью. Только было это больше тысячи лет назад. Все Кровные Роды называют себя Кровными Внуками своих Великих Предков, только вот Истинные Князья — это настоящие сыновья и настоящие внуки Древних. Уже с правнуков Сила Крови начинает выдыхаться, и приходится думать о правильных браках, и много еще о чем для ее сохранения. И чем старше род, тем больше усилий требуется, чтобы оставаться полнокровными. Так что нынче бал правила Молодая Кровь, потомки последних Истинных, ниспосланных Предками ради спасения от монгольского рабства. В армии, на флоте, при дворе и в гражданской службе Молодые Велесовичи, Огневичи, Макошичи вроде Толстых или Шеиных, теснили Старых. Всех, кроме самих предвечных государей Даждьбожичей, да Митиных родичей Белозерских. На их место претендентов не было, что и не удивительно. Даждьбог-Солнце лишь во времена былинные брал себе смертную жену. Да и о связи Древней Бабушки Белозерских с чепловеком осталась лишь сказка о белом шатре на покрытом мертвыми телами поле, где отчаянный безумец Иван любил прекрасную королевну Марью Моровну. И об их трех сыновьях.
Камыши остались позади, лодка вывернула из протоки и понеслась по открытой воде к пахнущему свежей доской причалу.
— Ждет. — тоскливо вздохнула Лидия. Митя оглянулся через плечо и… даже восторженно прищелкнул языком.
Ингвар стоял на причале, заложив руки за спину, высоко и гневно вздернув подбородок, а очи его пламенели укоризной так, что казалось, без всяких Кровных Сил, от одного лишь взгляда, лодка займется пламенем. Митя сложил весла, позволяя течению мягко подвести лодку к причалу, и выпрыгнул на пружинящие доски.