На стороне мертвецов
Шрифт:
— Утонул? — мрачно буркнул Митя.
— Та упаси Дана, що ты таке кажешь, паныч! — бабка обиделась. — Спьяну в сугробе замерз.
Все одно вода, только замерзшая… Митя с сомнением поглядел на старуху — надо бы выкинуть ее из лодки, но… он ведь и впрямь ничего не знает о здешних водах!
— Чего расселся! Якщо из-за тебя з моими сынками щось станется, я об тебя ось цю клюку обломаю!
Митя еще мгновение подумал… и оттолкнулся веслом от причала.
— Ось так! — бабка оперлась на клюку острым подбородком и пристально уставилась на Митю. Молчала долго. Они
— А больше и не надо! — налегая на весла, процедил Митя.
[1] красавица (цыг.)
[2] — Ты врешь, я знаю!
[3] — Ты, что ли, цыган — или нет?
[4] Ничего я тебе не скажу, черный господин! (цыг.)
Глава 34. Безумная регата
Сперва-то все шло нормально — пару гребков и тело включилось в привычный ритм, сгибаясь и разгибаясь, будто под счет загребного: «Ать… два-а… ать…» Лодка развернулись носом по течению. Вода под веслами ощущалась иначе: не как в Финском заливе, и не как в Неве, но в общем-то, ничего особенного, Митя быстро приспособился и мерно задышал, подстраиваясь…
Потом лодку будто подхватило — и швырнуло вперед. Она неслась, так что и веслами приходилось не грести, а лишь слегка пошевеливать, чтобы держаться в потоке, и на пару мгновений Митя даже обрадовался — может, они еще успеют…
— Эх, давненько я на речку-от не выходила! — выпалила бабка.
— Так давно, что уже все позабыла? — буркнул Митя… и в него снова ткнули клюкой.
— Ты греби, а не размовляй! Левым работай, левым!
Митя пошевелил веслом… Ялик резко завалился на борт, черпая воду.
— Аррр! — из груди вырвался то ли вопль, то ли рычание, Митя чуть не вылетел прямиком в пенящуюся у борта воду — только за весла и удержался!
— Теперь правым! Швидко давай, якщо житы хочешь! — прохрипела старуха. Она выпрямилась, как струна, пристально уставившись поверх Митиного плеча. — Прямо держи…
Легко сказать — держи! Весла начали рваться из рук, как живые, выворачивались, норовя застрять поперек потока.
— Держи-и-и! — взвыла старуха. — А зараз влево! Влево, бо я тебя клюкой! — она замахнулась, Митя качнулся в сторону от взметнувшейся клюки… и каким-то чудом лодка и впрямь проломилась сквозь течение, отворачивая влево.
Раздался истошный скрежет, лодку тряхнуло — у Мити клацнули зубы. Справа мелькнула скала.
— А-а-а! — Митя попытался оглянуться…
— Я те оглянусь! — клюка метнулась прямиком в лицо, замерла в четверти дюйма от носа.
— Тебя як зваты, панычу? — перекрикивая грохот воды, завопила старуха.
— Дмитрий… — растерянно выдохнул Митя. — Аркадьевич…
— А я — Джамиля! — оскалила она беззубые десны.
— А говорила, не татарка! — буркнул Митя, но бабка услышала и насупилась:
— Тутешняя я! Ты ось що, Митюша, дывысь лише на меня, та слухай, що кажу! — клюка завораживающе покачивалась у самого лица — как готовая
Митя провернул весла в разные стороны. Лодка развернулась, на миг встав поперек потока. Ревущий пенный вал подхватил ее… и понес бортом прямиком на торчащую из воды скалу!
— Держи, хлопче, держи-держи-держи-и-и! — протяжно верещала старуха и Митя держал, хотя больше всего хотелось отбросить весла и сигануть за борт, сгребая сумасшедшую бабку в охапку… — Левой табань помалу!
Лодка снова крутанулась в воде… неистовое кипение пены окутало ее от носа до кормы, вода хлынула со всех сторон — слева, справа, сверху… надвинулось темное, грозное, страшное, дохнуло ледяным холодом… почти вертикально завалившись на борт, проскрежетала днищем по отполированному водой боку скалы.
— Проскочили! — размахивая палкой, заверещала бабка. — Як Бог свят, як Дана мокра, проскочили! Ай, молодец, хлопче, а я вже думала — потонем!
— Да чтоб тебя… чтоб… — только и смог выдавить Митя.
— И меня, и тебя… — согласилась старуха. — Весла поднять!
Митя стремительно вздернул весла и вцепился в них до боли в пальцах: не упустить… не заорать… А то ведь перед бабкой неловко… Он даже не мог сказать, что ему страшно: благородному человеку страшно не бывает! Просто внутри как вымерзло все, наверное, от леденящего холода воды. Лодчонка неслась между двумя водными стенами. Одна была белоснежной — вода с ревом взмывала по торчащему посреди реки утесу, точно мечтала забраться на самую вершину, и с ревом обрушивалась вниз водопадом белой пены. Другая казалась почти черной — стиснутый меж скалами поток скользил мимо гладкой черной лентой, обманчиво спокойной и вроде бы даже неподвижной, если бы не проносящиеся мимо редкие щепки, которые исчезали из виду раньше, чем Митя успевал их толком заметить. Ялик летел между белой и черной бездной, балансируя, как канатоходец.
— Греби! — снова заорала бабка и их выплюнуло из прохода меж скалами.
Лодка самым натуральным образом взлетела в воздух, зависла на миг, растопырив весла как крылья, и рухнула на воду. От удара закачалась, черпая бортами, бабку швырнуло в одну сторону, в другую, будто тюк тряпья. Митя только и успел вытянуть весло вдоль борта, ловя уже летящую за борт старуху. Она с размаху стукнулась об весла грудью и рухнула на дно лодки. Скорчилась там, выстанывая:
— Держи весла, держи!
Митя греб — слепо, отчаянно, сам не понимая куда, каждое мгновение ожидая, что сейчас ялик подхватит бешенная волна и как рукой великана, швырнет об скалу.
Неестественное дрожание воды он почувствовал не сразу. Просто заклубилась легкая прозрачная дымка, раздался нежный, хрустальный перезвон, будто сотни крохотных льдинок ударялись друг об друга — дзонг-дили-данг-дзонг! Кажется, кто-то запел — протяжно, без слов, да и слышал Митя эту песнь не ушами, а… чем-то! Кожей. Костями. Душой.
Песня была мягкой, успокаивающей… сонной. Отпускал стискивающий внутренности ужас, расслаблялись сведенные судорогой мышцы… Весло стукнуло об борт, Митя вздрогнул и очнулся.