На свои круги
Шрифт:
Он не выходил к столу, да и почти ничего не ел. Слуги, что топили камин в его комнате, сказали, что он просто молча сидит или лежит, отвернувшись к стене. Он не ходил в кузню, не занимался с оруженосцами, не ездил верхом на свои любимые прогулки, он словно пропал, будто и не было.
Что такое могло случиться? Что так подкосило его?
Неужели любимая девушка бросила его? Отказала ему во взаимности или вышла замуж за другого?
Орвил-то надеялся увидеть её, представлял, какой она должна быть, чтобы он полюбил её. Как девчонки вздыхали по нему, то он мог выбрать любую. А какую выбрал? Какую любил? Это и было интересно.
А
Как ни пытался Орвил заговорить с ним – бесполезно. Просто немое молчание, как со стеной. Ладно, думалось ему, всё это он переживёт, нужно только время, и каждому свой срок.
Через пару дней Орвил оставил попытки узнать, что случилось от него самого, и приказал принести в его комнату пергамент, тушь и перья. Он же пишет стихи, пусть пишет, пусть выливает свою боль в стихах, может, это ему поможет. И просто ждал.
От ребят, что сопровождали Эрвина в дороге, барон узнал, что обитель выглядит разорённой, будто и живых там нет. Может быть, что серьёзное случилось? Ведь шла война...
Эти мысли заставили барона попытаться заговорить с этим Эрвином ещё раз, и он пришёл в его комнату. Был вечер, в камине рдели угли, на столе светило три свечи в одном подсвечнике. Эрвин сидел на кровати и смотрел мимо в закрытое наглухо по-зимнему окно. На вошедшего хозяина замка вообще не обратил внимания.
Орвил подошёл к столу, глянул на разбросанные куски пергамента. Это те, что он ему сам отдал, остатки от хозяйственных документов да писем. Взял один посмотреть. Аккуратные строчки стихов, что-то зачёркнуто, что-то уже не аккуратно, размашисто, раздражённо. Глаза выхватили четыре строчки того, что более-менее читалось:
Разве может боль быть больней, чем сейчас?
Разве может ночь быть чернее, чем есть?
Разве может птица взлететь и упасть?
Разве может ручей просто так пропасть?..
Неплохо. Но грустно. Очень грустно.
Обернулся к автору строк.
– Ты бы хоть поел...
Но Эрвин только смерил его долгим взглядом и ничего не сказал. Орвил сел на ручку кресла, вытянул ноги в высоких сапогах, сложил руки на груди и посмотрел на бывшего оруженосца исподлобья. Заговорил негромко:
– Давай, сделаем так... Я не уйду отсюда, пока ты не расскажешь мне, что случилось, хорошо? Я поговорил с охраной, что была с тобой, они говорят, обитель разорили и многое пожгли. Ты хоть смог там кого-нибудь найти? С кем-нибудь говорил?
Но ответом ему было одно молчание и взгляд. Никаких эмоций, словно и вопросов он не слышал. И Орвил продолжил:
– Я понимаю, что ничего хорошего тут быть не может, и твоё поведение мне очень не нравится. Я могу ожидать, что всё плохо...- Вздохнул и сделал вывод, исходя из этого всего:- Её убили, да?
Долгое молчание было ему ответом. Не дождавшись ничего другого, барон снова заговорил:
– Иногда в жизни события происходят сами собой, и от тебя ничего не зависит. Тебе кажется, что ты можешь, мог что-то исправить, изменить, сделать так, чтобы всё пошло по-другому, лучше, но... События идут своим чередом.- Усмехнулся, дёрнув подбородком.- Святые отцы на это говорят проще: «На всё воля Господа...» Они говорят, смирись и живи дальше, молись, проси прощения... Ну, и в том же духе... А ты не хочешь мириться, всё нутро твоё сопротивляется, думаешь, нет и нет, неправда!- Вздохнул.- Когда умерла моя мать, я винил отца, я и сейчас его виню, но тогда мне казалось, я ненавижу его, я пойду и убью его тут же. Мне было всё равно, что со мной будет потом, что будет дальше... И я бы сделал это. Подкараулил бы его, когда он будет без охраны или убил бы во сне... Какая разница! Но... Моя старая кормилица как-то догадалась об этом, уж и не знаю как. Пришла и буквально повисла на мне. Знаешь, что она сказала мне? «Ты можешь убить его, можешь сделать, что хочешь, хоть порезать его на кусочки... Можешь с тоски и боли сесть рядом с ним и тоже умереть... Ты свободен делать, что хочешь, но...- Сделал многозначительную паузу.- Но это ничего не изменит. Свою мать ты не вернёшь... Смертью отца ты не поменяешь их местами... Даже своей смертью ты никого не вернёшь...» Она была старой и умной женщиной, она ненадолго пережила мою мать. Я часто вспоминаю её слова. Она была права... Надо уметь отличать одно от другого, что ты можешь исправить, а что не можешь.- Вздохнул, вспоминая прошлое.- То, что случилось у тебя – это как раз то, что исправить ты не можешь...
И тут Эрвин перебил его, заговорив впервые за столько дней:
– Она умерла...
Орвил не стал ничего спрашивать или уточнять: если захочет, он расскажет сам. Чего-то подобного он и ожидал, её больше нет, этой его бегинки... Поэтому сказанное нисколько не удивило его, только подтвердило мысли. Да, ничего хорошего...
– Её нет уже больше года... А я не знал... Мне казалось, что всё по-старому, она там, и всё как было... А оказывается...
– Её убили?- Барон всё же не удержался и задал вопрос.- Хотя нет, если больше года... В то время наших там никого не должно было быть...
– И что теперь мне делать?
Прозвучавший вопрос поставил Орвила в тупик, действительно, а что теперь делать? Потерять любимого человека – это не шутка, это испытание, это наказание – думай, как больше нравится. Каждому своё...
– Ты переживёшь эту потерю...- прошептал, понимая и сам, что это простые слова, которые сейчас пока ничего не значат. Нужно время.- Ты же взрослый, здравомыслящий человек, а не сопливый мальчишка, чтобы травиться или выбрасываться из окна... Ведь, так? Ты найдёшь в себе силы, чтобы пойти дальше... Чтобы жить...- Эрвин перебил его:
– А смысл? Зачем это?
Уж на это Орвил ответа не знал и промолчал, думая.
– Я всё потерял, у меня ничего нет... Была только она... А теперь и её нет... Зачем мне идти куда-то дальше? Куда? Какой в этом смысл?
– Я не знаю.- Пожал плечами.- Может быть, он ещё появится...
Эрвин громко усмехнулся, как над великой глупостью, сейчас ему всё казалось пустым и не имеющим значения. Они оба молчали, потом Орвил спросил вдруг:
– Больше года назад... Отчего? Что случилось?
– Заболела...
– Чем? Чем заболела?
– Какая разница?
– Ты даже не спросил? Я знаю, выскочил, как укушенный, бегом на коня и полетел...
Эрвин дёрнулся всем телом, потому что всё именно так и было, как говорил этот барон сейчас. Он толком и не помнил, что говорила ему настоятельница, сорвался и убежал. Обрывки слов витали где-то рядом, но они не имели для него значения, главным было только одно – её больше нет...
– Лихорадка... Родовая горячка... Так мне сказали... Мне всё равно, что это было... Разве это важно? Какая разница?