На свои круги
Шрифт:
– Я знаю, теперь я знаю, но тогда я ожидал от неё чего угодно, даже яда... А кубок? Она же потом пила из него... Так что, не такой он и волшебный, наверное... Барон переоценивает его силу.
– Он никогда отца не подводил. А то, что баронесса пила из него, так, может, ей, и правда, нечего скрывать...
Эрвин усмехнулся на эти слова барона.
– Ты сам-то в это веришь?
– Во что? В её невиновность?
– Конечно!
– А что, у тебя есть какие-то доказательства, ты в чём-то её подозреваешь?
Эрвин-то, конечно, имел доказательства, но сомневался, что сейчас было время и место, чтобы говорить об этом. Может, в другой
– Пусть её подозревает её муж, а не я, хорошо? Я не хочу вмешиваться в ваши семейные дела. Она – твоя мачеха, ты – её пасынок. Мне всё равно, что там у вас было в прошлом, за что отец выгнал тебя из дома и в чём подозревает её. Я побуду здесь немного и уйду. И слава Богу!
Они оба молчали, и молчали долго, Орвил, чуть прищурив тёмные глаза, рассматривал задумчивое лицо собеседника. Вот, всё в нём вроде нормально, всем он нравится, всех здесь он покорил своим этим обаянием, стихи, вот, читает собственного сочинения, но... Вот это самое но не давало покоя. Что-то настораживало в нём, что-то было в нём, не дающее покоя.
А может, всё просто так казалось, и просто надо меньше голову забивать. В самом деле, он побудет здесь немного и уйдёт.
А вот то, что Ания тоже, оказывается, чувствовала, что Эрвин этот не так прост и что-то скрывает от всех, это было открытие для него. И она, и он не могли ошибиться. Этот Эрвин и ей показался каким-то странным, она даже пыталась проверить его отцовским кубком. И он не стал пить из него. Всё это настораживало. Всё это рождало вопросы. Кто он? Откуда? Кто его родители? Из какого он рода? Кто воспитывал его? Кто учил его премудростям охоты и военного дела, кто учил его слагать стихи? Кто он такой?
Вопросы всегда требуют ответов.
Он здесь уже два месяца, а Орвил так ничего и не узнал о нём. А узнает ли? Вот в чём вопрос.
– Ладно. Хорошая была охота. Хороший был день. Я к себе. Доброй ночи...- Эрвин пожелал доброй ночи и поднялся уходить. Барон проводил его задумчивым взглядом.
* * * * *
Боль в левой руке не давала покоя, ноющая, противная, такая, что не даёт расслабиться, забыться сном. Такое бывало перед дождём или грозой, а зимой перед метелью или снегопадом, и в такие ночи Орвил не мог найти себе покоя, мучился бессонницей. В голову лезли всякие мысли, вспоминалось прошлое: умершая мать, отец, отказавшийся от него, как от сына, и выгнавший вон, дед, которого он знал совсем недолго. И мачеха. Ания. Та ночь, когда они вместе разговаривали, когда он признался ей в любви, в том, что завидует собственному отцу, и появление последнего в слепой своей ярости. И этот перелом, и обвинения в измене, и страх за неё, за то, что отец расправится с ней, что уничтожит её своими излюбленными способами, каками травил жизнь матери. И отчаяние, что теперь уже не сможет помочь, что оставил её там одну, один на один с этим старым тираном.
Всё вспоминалось само собой в такие долгие одинокие ночи боли и тоски. Конечно, была потом ночь другая, та, в «Пропавшей подкове», она изменила многое. В первый и единственный раз они были вместе. Но в моменты бессонных ночей, когда в природе ожидалась перемена, когда должны были нагрянуть бури и ненастья, когда сломанные кости ныли зубной болью, вспоминалась именно та ночь в январе, а не счастливая ночь в «Пропавшей подкове». Почему? Почему память была такой избирательной? Странно.
И в эту январскую ночь он не мог заснуть, а бродил в полумраке зала туда-сюда, то к камину – добавить дров, то поворошить угли, то выпить вина, расставил шахматы на большой чёрно-белой доске, а всё больше просто баюкал больную руку, как ребёнка, не засыпающего в болезни и не дающего покоя своим родителям. Никакие лекарства не помогали ему, ничто не могло успокоить эту боль, местный врач сказал, что это, видно, на всю жизнь. Да, «хорошую» долгую память о себе оставил отец, чтобы всегда помнил, помнил и знал, за что страдает, за что мучается. За то, что позарился на чужую жену, на ту, что должен был считать своей второй матерью. Вот так, вот и терпи теперь всю оставшуюся жизнь.
Но он ни о чём не жалел, да, в жизни были ошибки, но это была не одна из них. Разве любовь можно считать ошибкой? Настоящую любовь, выстраданную, вымученную, а главное – взаимную, он любил, но ведь и его в ответ любили. И ладно, что они не могли быть вместе, что она, его любовь, не захотела быть с ним рядом, не захотела оставить свои земли, своего мужа, а главное – своего ребёнка. Что с того?
Важно, что где-то там, за много дней пути от него, живёт она, та, которую он любит, и которая любит его. Да, она живёт с другим, но в сердце, всей душой, она любит только его, его одного. И он будет ждать её, будет ждать возможных встреч и свиданий, что может быть, когда-нибудь что-то изменится, и вопреки всему они будут вместе. Будет ли это очередной турнир или какой-нибудь пир или праздник, всё равно, что это будет. Он будет ждать этого момента, ждать, пока позволяют это годы и сама жизнь.
И правильно сказал ему этот Эрвин, у него не будет жены и сыновей, а кому же он собирается оставить свои титул и земли, свой замок и служение сеньору? Об этом стоило бы думать, но не хотелось. Пока в сердце ещё жила любовь к одной единственной, не хотелось находить какую-то другую, зная, что всё равно не сможешь полюбить, как хотелось бы, и вряд ли найдёшь в сердце угол для другой женщины.
Может быть, время поможет ему, сгладит и уменьшит боль, и он сумеет найти другую, сможет полюбить её другой любовью, и у него ещё будут сыновья-наследники...
– Что, тебе не спится?- Неожиданный вопрос вырвал из раздумий, и Орвил резко развернулся к спрашивающему. Эрвин! Вот уж точно говорится, только помяни кого, тот и появится.
– Да вот...- Не знал, что ответить, и ответа не получилось.
– Что так? Я подумал, что случилось...
– Да нет, не могу уснуть. Рука болит, наверное, метель будет...
– А-а,- протянул Эрвин, но к себе не пошёл, остался с бароном.- А я подумал, вдруг, что случилось.
– Да нет, всё нормально, все спят.
Орвил, чуть прищурив глаза, рассматривал бывшего оруженосца. Ладно, он сам не спал, а этот-то чего по ночам бродит? Ему-то чего не спится?
– Побыть с тобой немного?- сам вдруг предложил и сел за стол, сам налил себе вина в кубок и заглянул в кубок барона:- Тебе добавить?
– Нет, там есть ещё.
Тоже подошёл и сел за стол, поддерживая больную руку под локоть. Бывший оруженосец чувствовал себя свободно под взглядом хозяина замка, отпил вина. Странно, этот Эрвин был здесь среди ночи. Почему?