На свои круги
Шрифт:
– Вы за это молитесь?!- Он был удивлён.- Вы попадёте в ад!
– Я уже в нём живу...
– Так нельзя!
– Идите – расскажите ему! Вокруг меня и так одни предатели! Я уже не знаю, кому доверять. Ваш отец во всём видит измену. Он уже грозится убить меня, если я вдруг... за его спиной...- Она осеклась внезапно, понимая, что не должна хоть кому говорить всего этого. Это сор, который из угла не выметают. Она вздохнула и добавила уже шёпотом:- Зачем вы только привезли меня сюда?- Он смотрел ей в лицо, нахмуренный, не знающий что сказать, и Ания
– Миледи?- Появившаяся Кора застала их вместе и, может быть, даже слышала, что говорит госпожа с пасынком. Смотрела строго и недовольно. Ну вот, уже сегодня барон Элвуд будет знать о разговоре сына с мачехой. Сама виновата, не будешь оставлять меня даже в часовне, ещё и сама получишь.
Ания быстро перекрестилась три раза, не сводя взгляда со святого распятия. Господь милостив, он всё устроит в её жизни.
– Миледи, милорд ждёт вас у себя.
От взгляда Орвила не ускользнуло, как тяжело прикрыла при этих словах она глаза, будто о казни ей объявляли. Бедная, бедная девочка. С каким страхом она живёт, что ей приходится терпеть. Только сегодня приехали, а она уже с побитым лицом. Когда он успел? Разве можно так издеваться над женщиной?
Зачем, в самом деле, я привёз её сюда? В руки к этому старому тирану? В пору самому молиться, чтобы Бог избавил от власти этого человека, родного отца. Нет, этот мир катится в бездну.
Он провожал глазами уходящих женщин. Разве может у кого подняться рука на неё? Как можно? Отец, как ты можешь? Она годится тебе в дочери, а ты бьёшь её. Как ты можешь?
Вечером у камина он долго собирался с духом, чтобы заговорить с отцом об этом. Барон Элвуд сидел в кресле, вытянув ноги к огню, правая рука – на резном навершии трости, левая – на голове любимой гончей.
– Вы не должны так поступать с ней...
Рука барона на голове собаки замерла, в лицо молодого человека упёрся твёрдый взгляд.
– Ты о чём?
– Вы поднимаете руку на свою жену, так нельзя...- Барон поднял ладонь в протесте, останавливая речь сына, перебил:
– Стой-ка! Ты правильно выразился – «на свою жену». Мне нравятся твои слова. Она – моя жена. Моя жена! Какое тебе дело до того, что я с ней делаю? Может быть, ты ещё придёшь сегодня в нашу спальню и подержишь свечи? Может быть, тебя интересует, как я её? Интересует, да?
Орвил нахмурился, смущаясь от резких и откровенных слов отца. Он предполагал, что именно так всё и будет. Он ничего не говорил, и барон продолжил:
– Не надо вмешиваться в мои отношения с женой. Если бы у тебя была своя жена, мне было бы наплевать, что ты с ней делаешь и как. Уж поверь мне.
– Просто я... Я привёз её сюда.
– Ну и что? Я мог бы послать другого человека.
Орвил вздохнул. Он мог бы сейчас сказать ему о том, что она годится ему в дочери, что её жалко, что она слабее, как женщина, но понимал, что это ничего не изменит. Вряд ли хоть что-то могло затронуть сердце этого человека.
– Она, в конце концов, пожалуется епископу.- Молодой человек заговорил о том же, о чём буквально только сегодня уже говорила баронесса. Это совпадение не могло ускользнуть от старого барона, он выпрямился в кресле и с усилием стиснул зубы.- Епископ – её опекун, он, в любом случае, не оставит её жалобы без внимания... Может быть, всё-таки вам...- Барон не дал ему договорить:
– Хватит! Вы сговорились?- Барон резко поднялся на ноги, и собака возле него заскулила – не глядя, он наступил на неё. Опёрся на трость, сверкая глазами в сторону сына.- Прекратите это! Оба! Ты и она! Прекратите!
Орвил снова нахмурился, слушая возмущения отца. Выходит, она уже угрожала ему пожаловаться епископу.
– Что ты хмуришься? Что – хмуришься? Хватит! За кого ты меня тут держишь? Думаешь, я ничего не знаю? Ничего не вижу? Я знаю, что сегодня вы болтали с ней в часовне. Она уже успела нажаловаться тебе на меня, да? Что она тебе рассказала? Какими словами?
– Она ничего мне не говорила.- Барон Орвил даже сам не узнал своего осипшего голоса. Проклятье! Что теперь он сделает с ней после всего этого?
– Да брось ты! Не говорила... Вы постоянно шушукаетесь за моей спиной, что-то замышляете. Ты смотри у меня.- Он показал сыну стиснутый кулак.- Ты меня знаешь. Долго разговаривать и предупреждать я не буду. Если узнаю, что спишь с ней...- Многозначительно покачал головой, и седина в его волосах сверкнула кровью в пламени горящего камина.- Я убью тебя. Делить с тобой крышу я ещё могу, но бабу...- Снова угрожающе покачал головой.- Хорошо ещё, если окажется в монастыре, но я не обещаю. Этого я не потерплю.
– Вы ошибаетесь...- Разве это был его голос? Нет, конечно, не его! Будто он и не барон вовсе, не воин, не мужчина. Мальчишка десяти лет, оправдывающийся за глупые шалости.
– Да не надо мне всего этого твоего бреда. Просто помни, что я слежу за тобой и за ней, помни мои слова.
– Вы ошибаетесь. У меня никогда и мысли подобной не было. Просто я подумал, что нельзя с ней так. Она же баронесса, она по рождению не ниже нас.
– Я этого не знаю, можно подумать! Не надо думать, за тебя уже подумали другие! По-твоему, я не представляю себе, кого я взял в жёны?- Барон усмехнулся, глядя на сына через бровь.- Я знаю, что она баронесса, я прекрасно это знаю. Но не надо вмешиваться в мои дела и дела моей жены. Никуда она не пожалуется. Пусть только попробует...
Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен, тяжело опёрся на свою трость. Орвил исподлобья следил за старым бароном. Что он теперь сделает с ней? Как он заставит её молчать? Что применит? Боль? Страх? Силу?
Держись, умоляю тебя, только держись. Не сдавайся ему. Не позволяй ему мучить себя. Я не смог тебе помочь, я сделал только хуже. Лучше бы я молчал, а сейчас он сорвёт на тебе всю свою злость. Твоему положению не позавидуешь.
Барон ушёл, хромая, под внимательным взглядом сына.