На территории Мильтона Ламки
Шрифт:
Наконец он возобновил поиски и нашел, что хотел.
— Фил Барановский, — сказал он, прочитав имя на обороте карточки. — Здесь записаны его адрес и телефон. Этот Фил забавный парень. Мы познакомились на вечеринке оптовиков. А позже он показал мне эти машинки, наряду со всем остальным хламом, что хотел сбыть с рук. Это было шесть или семь месяцев назад. Все эти вещицы наверняка все еще у него, плюс куча разного нового барахла.
— Я не поеду, — сказал Брюс. — Во-первых, потому что он, ясное дело, не продаст мне эти машинки, если тебя не будет рядом, а во-вторых, потому что я не думаю, что тебя можно оставлять одного. Не уверен, что ты нормально
— Он продаст их, если ты будешь действовать с умом. Дай ему понять, что ты меня хорошо знаешь.
В конце концов Брюс сдался и принял карточку. Но ему все равно было тревожно. Могло ведь случиться так, что он поедет дальше в одиночку, прибудет в Сиэтл, а Барановский откажется иметь с ним дело. Поэтому, несмотря даже на то, что у него не было намерения ехать и он собирался остаться в мотеле вместе с Мильтом, он спросил:
— А не мог бы ты написать ему какую-нибудь записку? Или позвонить ему?
Мильт дернул плечом.
— В этом нет необходимости, — сказал он, бросая на него сердитый взгляд.
— Если возникнут проблемы, могу я сказать, чтобы он тебе позвонил?
Поднимаясь на кровати, Мильт сказал:
— Если хочешь. Если сумеешь до меня добраться. Здесь ведь нет телефона.
— Один есть. В конторе.
Мильт кивнул.
Усевшись в кресло в углу и глядя на Мильта, он попытался расслабиться. Но беспокойство продолжало расти.
— Слушай, — сказал он, вставая, — я думаю пройтись по окрестностям и, может быть, купить почитать. Хочешь чего-нибудь? Журнал или книгу?
Мильт постепенно осел обратно на кровать. Он открыл глаза, внимательно посмотрел на него, а потом сказал:
— Брюс, я хочу тебе кое-что сказать. Я все время думал об этом, пытаясь уразуметь, что за изъян в тебе кроется, почему ты такой, какой ты есть. По-моему, я наконец в тебе разобрался. Ты не веришь в бога, да?
На этот раз Брюс действительно рассмеялся. На этот раз вопрос был слишком бессмыслен и задан чересчур серьезным тоном; он захихикал и, раз начав, уже не мог остановиться. Вскоре он уже лежал в кресле, закрывая глаза рукой, хрипя, плача и задыхаясь, меж тем как Мильт продолжал мрачно смотреть на него через комнату. Чем больше Брюс старался прекратить, тем труднее это становилось. Наконец он утратил способность производить какие-либо звуки вообще. Даже смех его сделался беззвучным. Никогда со времен начальной школы, со времен детских сеансов в «Люксоре», где показывали комедии «Трех ассистентов» [10] , — никогда он так не смеялся. Он понимал, что Мильт дурачился. Теперь до него дошло, что Мильт дурачился и раньше, в машине. Он все время подшучивал над ним с невозмутимым видом. Оглядываясь назад и осознавая, что Мильт его постоянно разыгрывал, он смеялся все сильнее и сильнее, пока у него не заболели ребра, не иссякли все силы и не закружилась голова.
10
«Три ассистента» (Three Stooges) — «родовое» наименование ряда американских водевилей и комедий 20-х и 30-х годов XX века, где ведущего комика» пытающегося петь или рассказывать анекдоты, постоянно «перебивают» его партнеры-ассистенты.
Подняться на ноги ему удалось не сразу. Кое-как выдавив из себя просьбу его простить, он шаг за шагом проковылял в ванную. Закрыв за собой дверь, ополоснул лицо холодной водой. Растер его полотенцем, причесался, глянул на себя в зеркало, а потом вернулся в комнату.
Мильт по-прежнему лежал в постели.
— Мне очень жаль, — подрагивающим голосом сказал Брюс, снова усаживаясь в кресло.
— То ли я сплю, то ли вообще ничего не понимаю, — сказал Мильт. — Я задал тебе совершенно простой вопрос, а ты смеешься как сумасшедший.
— Больше не надо, — слабым голосом сказал Брюс, поднимая руку, как бы пытаясь защититься.
— Чего больше не надо?
— Я этого не вынесу.
Мильт уставился на него, а потом с яростью проговорил:
— Ты что, не в своем уме? Отойди в сторонку и как следует на себя посмотри. Что ты за человек, если смеешься над таким вопросом? — Он сел на кровати и вбил подушку в щель между своей спиной и стенкой. Его лицо раскраснелось и сморщилось, как будто кости и зубы из него вылезли, соскользнули вниз и растворились.
— Я же извинился, — сказал Брюс. — Чего ты еще от меня хочешь?
Он поднялся и подошел, протягивая руку.
Мильт пожал ее:
— Я очень о тебе тревожусь. Если бы не тревожился, то и не пытался бы говорить с тобой серьезно. — Он высвободил свою руку. — Ты умен и привлекателен; в тебе нет ничего такого, что помешало бы тебе многого достичь. Мне невыносимо видеть, как ты постоянно идешь на компромисс.
— Какой компромисс?
— Отказываешься от того, чего в действительности хочешь. Ты настроил свое зрение на материальную жизнь, состоящую из покупок, продаж и получения барышей. Ты же был создан для… — Он остановился, подыскивая слово. — Тебе следует искать чего-то духовного.
Брюс, с трудом ворочая языком, сказал:
— Прости, но я сейчас опять рассмеюсь.
У него непроизвольно затряслась челюсть; он вынужден был сесть и подпереть подбородок ладонями, чтобы удерживать его в неподвижности.
— Почему это кажется тебе таким смешным?
— Не знаю, — сказал он.
— У человека, идущего в бизнес, существует только одно побуждение, — сказал Мильт. — Загребать деньги.
— Не только, — сказал он.
— Какое же еще в таком случае?
— Это приносит удовлетворение, — сказал он.
— Чушь, — отрезал Мильт.
— Ты имеешь в виду, что мне надо стать пожарником или ковбоем?
— Тебе надо иметь какие-то ценности в жизни, непреходящие ценности.
— Такие же, как у тебя? — спросил он, опять смеясь и не в силах остановиться.
— Я не хочу, чтобы ты был похож на меня, — сказал Мильт.
— Не надо было тебе становиться торговцем, если у тебя такие мысли, — сказал Брюс. — Лично я не вижу в этом ничего дурного.
— О чем я и говорю.
— Умение заставить магазин окупаться — вот что для меня непреходящая ценность, — заявил Брюс. — Я всегда к этому стремился. С детских лет.
— Может, ты сейчас так думаешь, — сказал Мильт. — Это самообман.
— Разве мне не лучше знать?
— Нет, со стороны виднее, — сказал Мильт. — В самом себе никто не разбирается.
— Так ты что, лучше меня способен сказать, чего я хочу? Ты не можешь читать мои мысли. Не знаешь, что происходит у меня в мозгах.
— Я могу сказать, что будет для тебя лучше. Что тебе стоит делать, вместо того чтобы даром тратить свою жизнь.
— Я не трачу свою жизнь даром.
— Еще как тратишь, — сказал Мильт. — Кто ты, как не сопляк, пытающийся захапать дешевые японские печаталки? Чем вообще здесь можно гордиться?