На то они и выродки
Шрифт:
Что, в сущности, изменилось? Ехал он брать Шуме Летера, вот и сейчас поедет с той же целью. А если вернется, не доделав дела, обсмеют и шеф, и ребята из конторы. Правда, чудились ему в показаниях Мондока кое-какие нестыковки.
Нет, куплетист определенно ему не врал. И попробовал бы он врать после того, что натворил! Скорее, он сам всего не знает. Хотя кто тут все знает, даже я не знаю…
Но вот какое дело — секретарь смылся из особняка Ногтя до того, как нагрянула туда бригада ДОЗа. Про гибель хозяина в доме не знали — иначе бы прочие не дрыхли без задних ног. Стало быть, получил он сообщение из какого-то другого источника. Скорее всего по телефону. Жалость какая, телефоны людей с положением Ногтя на прослушку не проставлены. То есть, конечно, устроить такое можно, но это же заранее знать надо. Итак, Летер узнает, что начальник
Тогда, массаракш, получается, что Шуме Летер знал о том, что «Приятный отдых» — «точка» Департамента Общественного Здоровья. Хотя Мондок заверял, будто за все годы, что он с Летером общался, тот ничего такого не заподозрил. Или кто-то у нас здорово прокололся, или я излишне мудрю.
А скорее всего не то и не другое, а просто Летер хотел время выиграть. Мондок сказал — «Бункер» крышуют какие-то крутые ребята. Надо думать, они-то его к Ногтю и приставили, они же и предупредили, что тому кранты, — стрельба в комплексе авиазавода небось издалека была слышна. Небось секретарь и понадеялся, что эти крутые бандюки его от полиции и ДОЗа спрячут…
Нет, не склеивается. На кой хрен тогда Летеру нужна была записка куплетиста? Он бы тогда прямиком в клуб этот навялился. Получается, что без рекомендаций со стороны Летеру и правда путь туда был заказан. Хотя его там знали. Башку сломаешь с этими столичными выкрутасами. Лучше прекратить это дело и прямо проехать, куда собирался. Сменщика-дежурного допрашивать не имеет смысла. И так уже все ясно с этим мотоциклом. Сейчас темнеет, до ночи еще порядочно, но на улицах — самые пробки, рабочие рейсы, народ по домам попер. Вот ведь сволочи, эти добрые граждане. Оттрубили свое «от звонка до звонка», и никаких тебе забот. Ужрутся пива, «Волшебное путешествие» по «ящику» поглядят, и по койкам, к бабам своим под теплый бок. А у нас, как стемнеет, самая тяжкая работа и начинается. Да что там себе душу травить, ехать надо.
В некотором смысле Сано Шереф был прав. Но не только компетентные органы несли свою службу в неурочное время. Многие жители Столицы также начинали трудиться с наступлением темноты. И не только те, кто ждал по подворотням припозднившихся прохожих. Безусловно, ночную жизнь Столицы по разнообразию трудно было сравнить с довоенной, но нельзя сказать, что таковой жизни вовсе не было. Борьба за оздоровление общества, начатая при реконструкции, принесла свои плоды. Злачные заведения либо были взяты под плотный контроль, либо ушли в глубокое подполье. Официально деятельность ресторанов и кафе в ночное время не одобрялась, считалось, что это отрыжка старого режима, разлагающая нравственность добрых граждан и навязывающая им чуждые потребности. И большинство кафе, кафетериев и прочих «предприятий общественного питания» закрывалось до утра. Но иные трудились от заката до рассвета — как внешне респектабельные, вроде «Приятного отдыха», так и самые низкопробные притоны. При этом деятельность их по негласной договоренности оставалась скрыта от внешнего мира. Эта договоренность соблюдалась как органами правопорядка, так и бандами, обеспечивающими защиту ночным клубам, борделям и притонам. Последних, разумеется, в городе было большинство. Не существовало ни одного заведения без «крыши», даже если это было вполне безобидное кафе. Такая система установилась еще при начале эпохи реконструкции, все хозяева, претендующие на независимость, уничтожались, а оказаться под эгидой органов повезло не всем. Платить отступные бандам — это был единственный выход, и с ним смирились, поскольку безопасность того стоила. Проблемы возникали только тогда, когда банды начинали войну за передел влияния. Департамент Общественного Здоровья порой вмешивался в подобные конфликты, но лишь тогда, когда были затронуты его интересы. В основном разбираться с этим предоставляли полиции. Так что Сано Шереф был не в курсе, под каким из преступных кланов находится «Бункер». Не важно — разберемся на месте.
Кетто Мондок, хоть и был довольно молод, являлся коренным жителем Столицы, и для него имело значение, как выглядели кварталы до войны и что там находилось. Или хотя бы городские легенды об этом. Не то Сано Шереф. Для него Столица всегда выглядела так, как сейчас. Какие на нужной улице раньше жили господа и что с ними сталось, ему было совершенно безразлично. Имели важность только оперативные данные.
Бывший престижный квартал находился теперь на окраине, по-местному — на фурштадте, и выглядел как все районы типовой застройки, возникшие после войны. Одинаковые дома-коробки, обшарпанные, под крышами из листового железа, проржавевшего после бесконечных дождей. Ни один фонарь на улицах, по которым проезжал Шереф, не горел. Экономия электроэнергии. Впрочем, нельзя сказать, чтоб там царила беспросветная тьма. Среди здешних жителей тоже попадались полуночники — наверное, какие-то компании засиделись за пивом или внимали геройским сериалам на ночном канале по «ящику». Поэтому в некоторых окнах еще горел свет, и можно было разглядеть надписи на облупившейся штукатурке фасадов вроде «Ита + Куно = любофь», «Буна — сука», «„Горные медведи“ — чемпионы!».
Сано, проезжая мимо, отмечал эти надписи не потому, что склонен был их читать. Ему важно было не пропустить внешние приметы, названные Мондоком, а в темноте это было не слишком удобно, вдобавок на домах подобного типа почему-то никогда не виден номер. Улица в этот час была пустынна, он почти не видел прохожих после того, как схлынул час пик. Муниципальный транспорт уже не ходил. Однако здесь иные жители могли позволить себе и транспорт частный — Сано замечал машины, припаркованные на обочине за отсутствием каких-либо стоянок. Так и лучше — его автомобиль не будет выделяться. Надо только найти аптеку, от которой надо свернуть. Ага, вот и она.
Если бы Мондок не расписал все так подробно, Шереф не заметил бы нужного переулка — настолько тот терялся в тени соседних домов. Через пару кварталов свернул во двор двухэтажного кирпичного здания. А там обнаружилась неприметная железная дверь наподобие тех, что ведут в котельную.
Шереф позвонил, как предупреждали, — два длинных звонка, один короткий, еще один длинный. Открыл парень, похожий на боксера, с переломанным носом, короткой стрижкой и мощным загривком, одетый в армейскую форму со споротыми нашивками. Из чего вовсе не следовало, что охранник был отставным армейским — так было принято, для солидности. Вот если б он легионерскую форму нацепил, это могло быть чревато.
— Пожарная охрана, команда 16-го округа, — сообщил ему Шереф.
Стриженый кивнул, пропустил внутрь. Предупредил:
— Дальше по лестнице — два пролета. Там встретят.
Вот ведь скотина, новичков на раз определяет. Хотя это может оказаться полезно.
Лестница была бетонная, с железными перилами. Ничего такого, что указывало бы на то, что она ведет в какой-то притон порока. Натуральное бомбоубежище, Сано приходилось в таких бывать. Может, в этом какой-то особый стиль и заключается.
На лестничной площадке после второго пролета обнаружилась еще одна дверь. За ней было жарко и тесно, как в предбаннике. Вместо накачанного мужика там посетителя ожидала сидевшая в углу за фанерным столом наштукатуренная тетка в дико-розовом платье с оголенными костлявыми плечами. Она улыбнулась следователю, продемонстрировав крупные прокуренные зубы, и сказала:
— Привет, пупсик. В первый раз у нас?
Массаракш, и эта туда же. Неужели так заметно?
— Ну, да…
— Откуда про нас прослышал?
— Друг один посоветовал. Из артистических кругов. — Если б дамочка продолжала приставать, он бы назвал Мондока, заодно бы и проверил, насколько хорошо его тут знают. Но она не стала настаивать. Раскурила длинную пахитосу с цветочной отдушкой (Шереф таких терпеть не мог) и деловито спросила:
— У господина какие-то особые предпочтения?
Ну, точно. Бордель. Только с понтами. А сказать, что предпочтения самые обычные, никак не нельзя.
— У нас есть компаньонки на самый изысканный вкус, — продолжала дамочка.