На то они и выродки
Шрифт:
Если здраво рассудить, в Столице преступников окажется меньше, чем тех, кто желает их контролировать. И немудрено, что местные криминальные герои — от авторитетов до последних стукачей — служат двум, а то и нескольким хозяевам. Волдырь их за это не осуждал, но и одобрять не мог. Благо, этот «рынок труда» непрерывно обновляется за счет потерь и притока новых сил, а незаменимых у нас нет, кроме, конечно, меня, любимого…
Сам Волдырь с уголовной публикой по нынешнему времени непосредственно контактировал редко. На то у него были племянники и кузены… то бишь дознаватели и инспектора. То есть были годы, по молодости лет, когда ему приходилось лично осуществлять операции, сейчас же он мог себе позволить только отслеживать действия младших коллег. Он, конечно, знал, что все они имеют с этого свой откат — кто деньгами, кто натурой, но не считал подобное чем-то дурным. Наоборот, оно полезно. Лучше, когда люди
И теперь, когда Волдырь все же решил выяснить, что скрывается за проектом «Золото», первым делом следовало напрячь мальчиков, чтоб они поработали с осведомителями в криминальных кругах. Тем более что кое-какие зацепки имеются. Возможно, Ноготь и врал насчет того, что «это будет бомба», но какие-то действия в финансово-промышленных кругах предпринимаются. Вполне допустимо, что эти действия, пусть и косвенным образом, направлены против ДОЗа и Волдыря лично. Расследование он возьмет под контроль, но непосредственное исполнение следует поручить Сано Шерефу. Парень он старательный, да, в сущности, и так уже влез в это дело, допрашивая псевдохонтийского шпиона с автозавода. Уже тогда Волдырь обратил внимание, что и показания Валли Каргана, и оперативные сводки выводят на директора Цапфа. Подследственный Карган уверял, что дело чисто уголовное, и скорее всего сам в это верил. Но если здесь замешан Союз промышленников, то это уже вопрос, затрагивающий государственную безопасность, и дело находится в нашей компетенции. В любом случае следует проверить связи Каргана и Цапфа с криминальной средой. Да и Ногтя, чего греха таить, благо его личный архив теперь в нашем распоряжении.
Сано и его следственная бригада, получив указания от шефа, взялись за дело с энтузиазмом. Шереф-старший стал следователем по особо важным делам в сравнительно молодом возрасте не только благодаря родству с главой департамента. В конце концов, родственников у Волдыря много, а возвышает он отнюдь не всех. Некоторые, правда, незаменимы, когда дело доходит до стрельбы. Но Сано понимал — стрелять пока рано. Пока надо выбить информацию. У Каргана он выбивал ее в прямом смысле слова, и, похоже, инженеришка сказал все, что знал. Но этого было мало, слишком мало.
Вряд ли человек, занимающий довольно приличное общественное положение, вроде Цапфа, осуществляет контакты с теневыми дельцами лично. Наверняка есть посредники. В общем-то и ДОЗ, и другие департаменты также пользовались услугами посредников. Как правило, это были личности из среды «тюремных пташек». На воровском жаргоне (сильно пропитавшем жаргон оперативный) это были люди, отмотавшие срок, считавшиеся «перевоспитавшимися», имеющие легальный заработок, а потому и по закону, и по внешним признакам — добрые граждане. Однако, не входя в криминальные структуры, они сохраняли определенные контакты со своими тюремными-каторжными знакомыми. А даже если и не сохраняли, того, кто сидел, всегда можно подловить на чем-либо незаконном, и потому они крайне удобны и как информаторы, и как посредники. Сано не помнил случая, чтоб кто-то из «тюремных пташек» отказался сотрудничать с ДОЗ. Напротив, часто они сами шли на контакт, превратив посредничество между миром закона и миром преступным в достаточно доходный промысел.
Один старый вор-выродок как-то плакался на допросе, прежде чем его на перевоспитание отправили: мол, до войны как было — таких вот, кто промеж деловых и легавых, как дерьмо в проруби болтается, чморили, как самых последних. А теперь за приличных людей держат, даже главарям кланов не западло с ними базарить, куда катимся?
Сано его не понимал. Промысел как промысел, не хуже других и даже лучше, потому что Департаменту от него польза. А как до войны было, он и не помнил почти, мал был еще тогда, ну да это к делу касательства не имело.
Итак, прежде всего предстояло выяснить, не было ли в окружении Цапфа таких вот «тюремных пташек». Карган, к сожалению, не подходил — но его тоже не надо было сбрасывать со счетов. Проверять связи Цапфа Шереф-старший настрополил меньшого братца, а сам обратил взгляд на доставленные в управление бумаги Ногтя.
Как и было ему приказано немедля после ликвидации, следователь Шереф лично произвел обыск и выемку бумаг и ценностей в особняке покойного. Каких-либо наездов со стороны уголовной полиции Сано не опасался. Ликвидацию произвела группа под непосредственным руководством главы Департамента, и, следовательно, дело попадало под полную юрисдикцию ДОЗа. Как любой гражданин, Шереф питал естественное почтение к власти Неизвестных Отцов — оно без всяких метафор было впечатано в сознание. Но по отношению к дяде Сано испытывал чувства, близкие к благоговению. И когда тому удавалось завалить другого представителя власти, это означало лишь, что Волдырь в очередной раз оказался сильнее. А кто самый сильный, тот и достоин восхищения. Мертвый же представитель власти — уже не Отец, а труп. Просто труп. Именно так к нему и следует относиться.
Первым делом Шереф арестовал ночевавших в доме слуг (штат у Ногтя был невелик — повар, дворецкий, он же охранник, и секретарь, причем последний на месте отсутствовал). Их Сано отправил в подвал, где уже допрашивали взятого на месте нападения шофера, а сам занялся обыском.
Как большинство представителей правящей элиты, Ноготь не жил аскетом. Совсем, совсем нет. Как и раньше в подобных ситуациях, бригада Шерефа оставила в доме только голые стены, кухонную утварь и некоторые предметы мебели — те, что вовсе неприподъемны.
Однако все эти ковры, картины, хрустальные люстры, резные комоды, вазы времен забытых династий, непристойные статуэтки должны были отправиться в хранилище, где с ними будет разбираться эксперт по художественным ценностям. Шерефа сейчас больше интересовали бумаги. Он сразу предположил, что большей частью они находятся в сейфе, обнаруженном бригадой за ковром в спальне. Сейф аккуратно вырезали из стены, куда он был вмурован, и погрузили в машину. В управлении были умельцы, способные справляться со всякими хитрыми кодами. Впрочем, некоторое количество бумаг и документов находилось и в практически открытом доступе, то есть в кабинете самого Ногтя и в комнате секретаря. Их Шереф и просмотрел первым делом, пока вскрывали сейф.
Как любой человек, вошедший во власть, Ноготь утратил имя и получил рабочее псевдо. Все документы, связанные с его прежней жизнью и именем, согласно правилам, уничтожались. И в данном случае это, несомненно, было сделано довольно давно, иначе ДОЗ бы заполучил эти документы — или их копии.
Но Шерефу они и не были нужны. Он и без того сумел составить определенную картину.
Итак, Ноготь на протяжении многих лет входит в совет директоров треста «Децима». Это были такие финансовые сферы, куда следователю Шерефу хода не было, и он лишь смутно представлял себе всю совокупность богатств, которыми «Децима» владеет. Кроме того, Ноготь был владельцем нескольких частных предприятий как в Столице, так и за ее пределами. Казалось бы, чего тебе еще надо, живи и радуйся жизни. Но, похоже, в последние несколько лет дела у Ногтя шли не очень хорошо, чтоб не сказать — вовсе хреново. Правда, для того, чтоб в этом разобраться, пришлось кликнуть спеца по экономическим вопросам, но в целом оказалось, что предприятия, принадлежавшие Ногтю, приносили прибыль только до тех пор, пока они получали государственные заказы. Как только они перестали эти заказы получать — а они перестали, — предприятия стали убыточными. Ноготь попытался их продать. Проблема была в том, что у него было достаточно власти, чтобы надавить на тех предпринимателей, что не входили в Союз. Но те не обладали средствами, необходимыми для такой покупки. А те, которые обладали, — как раз входили в Союз и были в курсе относительно обстоятельств Ногтя. Ряд его фабрик закрылся. Ноготь определенно влез в долги и какое-то время держался за счет акций «Децимы», но его, видимо, подприжало так, что встал вопрос об утрате контрольного пакета. А это в финансовом мире означала верную смерть.
Дальше стало интереснее. Ноготь, судя по его частным бумагам, не гнушался никаких средств, чтоб удержаться на плаву и раздобыть денег. В первую очередь это был шантаж. Ему удалось нарыть некоторое количество компромата на своих деловых партнеров. Действовал он прежде всего через ночные клубы и подпольные бордели — угадал шеф, и Сано угадал, не обошлось здесь без уголовной публики, — где его агентам удалось сделать не только снимки, но и провести киносъемки (надо будет дядю позабавить, пусть на вилле «Мальва» посмотрит). До некоторой степени это срабатывало, но не настолько, насколько Ноготь рассчитывал. Во-первых, он сам был более чем уязвим для шантажа. Во-вторых и в-главных — что бы ни совершил представитель элиты, огласка невозможна в принципе, сейчас не мрачные имперские времена! Скомпрометировать объект в глазах общественности нельзя, какими разоблачениями ни грозись. Другое дело — сделать компрометацию перед Союзом финансистов и внутренним кругом Неизвестных Отцов. А этих нетрадиционная ориентация и игры с малолетками не волновали нисколько. Человек имел ценность, покуда был надежен в деловом плане. Ноготь же эту надежность стремительно утрачивал. И он сам это отлично сознавал. Апеллировать к старому боевому братству не имело смысла. Представить Творцам конфиденциальную информацию, покуда не вышедшую за пределы Союза? Да, Ноготь мог бы такое совершить… Но дело в том, что Творцы, да пребудет власть их, при желании способны заполучить эту информацию сами. При помощи профессионалов. Ноготь, предположим, решил рвануть вперед поезда и профессионалов обогнать.