На том берегу

Ерошкин Юрий

– Стой! На ле-е-во! Расстегнуть ширинки, спустить курки!

Оправившись, бежали дальше.

После короткого завтрака, непосредственно приступали к боевой подготовке. Разбирали под наблюдением командиров винтовки до последнего винтика, изучали их устройство и с грехом пополам собирали. Стрелять не дозволялось: каждому из бойцов было выдано всего-то по 25 патронов. Но и такая учёба продолжалась не долго, в начале октября ополченцы приняли свой первый бой…

Немец воевал по всем правилам военного искусства. Сначала в дело вступила артиллерия, и лишь за тем в атаку шли танки, сопровождаемые автоматчиками. Ополченцы, численность которых после артобстрела заметно редела, лежали в окопах

и готовились к смерти. То один боец, охнув, ткнётся лицом в землю, то другой. Иные, не совладав с нервами, выскакивали из окопов, пытаясь добежать до небольшого леска, росшего в метрах пятистах позади. И почти тут же падали, сраженные наповал вражескими автоматными очередями. Другие пробовали стрелять, несмотря на строгий запрет командиров.

Но что может винтовка против танка? Да и винтовки-то были не у всех. Большинство пуль летело в белый свет, а те, что попадали в цель, отскакивали от танковой брони, как горох от стенки. Когда эти железные махины без единого выстрела приблизились к окопам метров на двести, людей охватила паника. Побросав винтовки, не слушая пытавшихся сдержать их командиров, ринулись они к спасительному, как казалось, лесу. Но танки легко настигали обезумевших от страха беглецов, вдавливали их в землю…

Этот первый бой стал последним и для знатока московской старины и для интеллигентного вида человека с грустным лицом, любителя Тютчева. Бородатый мужичок в синей косоворотке лежал неподалёку от них, зарывшись лицом в землю; здесь же были и те, кто воевал с кайзеровской Германией, и совсем зелёные юнцы, и тот, кто ещё недавно в шутку предлагал закидать немцев шапками. От всего полка в живых осталось четырнадцать человек…

Подруги

Кате и Гале лишь недавно исполнилось по шестнадцать, но они твёрдо намеривались отправиться на фронт. Не сидеть же, сложа руки, когда в их помощи нуждались раненые бойцы и командиры Красной Армии! Тем более медсестёр не хватало, об этом в своих письмах сообщали их отцы, сражавшиеся с врагом. Идти в военкомат подруги остереглись. У обеих перед глазами был печальный пример Стёпки Еремеева. Уж если такому здоровяку дали от ворот поворот, то, что ждёт их, слабых девушек? Решили действовать так: подойти на вокзале к отправлявшемуся на фронт эшелону и просить взять их с собой. Вот только пока не могли придумать, как сказать об этом мамам?

Галя была за то, чтобы во всём честно признаться, Катя возражала: тогда их ни за что не отпустят. Лучше уехать тайком и написать с дороги. Впрочем, решительный разговор на эту тему подруги отложили на последние перед отъездом дни. Теперь забот и без того хватало. Сборы на фронт были строго законспирированы. Скапливаемое добро – смену белья, по паре платьев, кружки, зубные щётки и т.п. – хранили в укромном месте на чердаке дома. Главное, чтобы мамы не обнаружили исчезновение вещей до срока.

А отъезд всё откладывался. Сначала помехой стало медучилище: не бросать же его перед самым окончанием! Потом Катина мать угодила в больницу: у неё ещё с гражданской сидел в ноге осколок и время от времени напоминал о себе. Особенно осенью. А зимой Галя слегла с воспалением лёгких и только к весне очухалась. Но – слаба была, куда такой на фронт? Ещё месяц ушёл на восстановление сил.

…День отъезда, который наконец-то подруги определили, падал на воскресенье. Мама Гали в этот день дежурила в госпитале, Катина же мама – только вернулась с дежурства. Катя сказала ей, пряча глаза, что предстоящую ночь проведёт у подруги. По дороге она должна

была захватить вещи, припрятанные на чердаке её дома.

Галя ожидала подругу сидя у открытого окна, и даже в какую-то минуту показалось ей, что в небольшом чердачном оконце соседнего дома промелькнул

силуэт подруги. Живо представила себе, как она вытаскивает из-под чердачной рухляди их дорожные котомки. Тут же вспомнились ночные дежурства на крыше того дома, падавшие с чёрных небес зажигательные бомбы, которые они хватали специальными клещами, а иной раз, рискуя получить серьёзные ожоги, голыми руками и швыряли вниз. Там их тушили песком и водой. Но чаще перед её мысленным взором появлялся Стёпка Еремеев, симпатичный розовощекий парень из соседнего дома. Вот уже почти год она была влюблена в него, хотя боялась признаться в этом не только лучшей подруге, но даже себе самой. Потому что, какая может быть любовь между комсомольцами, когда идёт такая война!

Потом Галя подумала о маме: как расстроится она, узнав, что её единственная дочь сбежала на фронт. (Катя права была, мамам они напишут с дороги). Как недоволен, будет папа, которому мама, разумеется, сообщит обо всём. Но они должны её понять, она не может оставаться дома в такое тревожное для Родины время. Девушка отошла от окна и села за столик, сколоченный отцом, когда она перешла в 6 класс.

Фашисты уже тогда вовсю вредили нашей стране. Даже завербовали командиров Красной Армии – Тухачевского, Якира, других… Им сказал об этом директор школы и они, с поощрения учителей, кромсали страницы учебников, где были напечатаны фотографии командиров-предателей. Выкалывали острыми перьевыми ручками им глаза, перечёркивали крест на крест, ставили жирные кляксы. Придя, домой после уроков Галя похвасталась этими подвигами перед родителями. Мама, помнится, промолчала, а отец, хмуро поглядев на дочь, попросил её впредь не портить учебник…

Позвонили в дверь. На пороге – Катя с котомками в руках. Как всегда стремительная и запыхавшаяся.

– Уф! – сложив вещи у двери, она плюхнулась на кровать, аккуратно, без единой морщинки застеленную жёлтым покрывалом. – Еле избавилась от этого Стёпки Еремеева! Пристал: куда собралась, да куда собралась! Репей!

Услыхав имя нравившегося ей парня, Галя вспыхнула и отвернулась, чтобы подруга ничего не заметила. И сказала, желая быстрее поменять тему разговора, что вспоминала только что их школу.

– Помнишь, мы с тобой песню пели? – сходу подключилась к воспоминаниям Катя. И чуть помедлив, запела:

Есть у нас красный флаг, он на палке белой,

Понесёт его в руках тот, кто самый смелый!

Дальше продолжила уже Галя:

Барабанщиком пойдёт тот, кто самый ловкий,

Он нам чётко отобьёт шаг для маршировки!

Затем подруги стали маршировать по комнате, сами себе, подавая команды: раз – два, раз – два! Наконец обе повалились на кровать, задрав кверху ноги, и засмеялись. Большие настенные часы прервали это веселье, устало, отсчитав семь ударов.

– Пора, – тотчас же посерьезнев, сказала Галя.

Подруги жили на 1-ой улице Ямского поля, неподалёку от Белорусского вокзала. На вокзал этот бегали ещё с детства, смотрели на уходящие поезда, мечтали о дальних дорогах, интересных путешествиях. Девушки были свидетелями и многих значимых для страны событий, так или иначе связанных с Белорусским вокзалом.

Здесь в тридцать седьмом москвичи встречали лётчиков Чкалова и Громова, через год – исследователей Северного полюса во главе с Папаниным. А в сорок первом, во время проводов на фронт частей народного ополчения, здесь впервые прозвучала могущая «Священная война», песня, при первых аккордах которой комок подступал к горлу.