На том стою (Обратный ход)
Шрифт:
Я встал, допил остатки виски и подошел к ней.
– Позвольте мне сказать вам кое-что. Во-первых, вы слишком спокойно относитесь к случившемуся. Ни паники, ни истерик, ничего. Затем, я слышал вчера целиком всю беседу между вами и Митчеллом. Я вывернул эти лампы, – я указал на стенной камин, – и приставил стетоскоп к перегородке. Что знал про вас Митчелл? Он знал, кто вы, и этого было достаточно. Стоило ему предать это огласке, и вам пришлось бы вновь скитаться и менять имена. Вы сказали:
«Я самая везучая баба на свете, раз я
– Да. Это Ларри.
– И вы его не убивали, вы говорите, но полицейские вряд ли в это поверят, даже для начала. А потом и вовсе нет. Я думаю, вы уже бывали в подобном переплете.
Она по-прежнему смотрела на меня снизу вверх. Она медленно встала. Наши лица сблизились. Мы пристально смотрели друг другу в глаза. Мне это было нипочем.
– Полмиллиона долларов – это масса денег, Марлоу. Вы не святой, чтобы отказываться. На свете есть еще места, где мы могли бы чудесно жить, В одном из этих небоскребов на набережной в Рио. Я не знаю, насколько хватит денег, но о таких вещах всегда можно договориться полюбовно, не так ли?
Я сказал:
– Вы не женщина, а целый женский комитет. Сейчас рассуждаете как преступница. Когда я увидел вас впервые, вы были спокойной, хорошо воспитанной дамочкой. Вас воротило от ковбоев вроде Митчелла. Затем вы купили пачку сигарет и зачем-то выкурили одну через силу. Затем вы дали ему себя приласкать, когда приехали сюда. Затем порвали свою блузку для меня, циничная, как цаца с Парк-авеню, когда ее кормилец-поилец решит вернуться домой к жене. Затем вы дали мне приласкать вас. Затем вы трахнули меня по башке бутылкой виски. Сейчас вы говорите о роскошной жизни в Рио. Которая из вас проснется со мной поутру?
– Пять тысяч долларов на бочку. И куда больше в будущем. Полиция не даст вам и пяти зубочисток. А если вы иного мнения – телефон к вашим услугам.
– Что я должен сделать за пять тысяч? Она выдохнула медленно-медленно, как будто кризис миновал.
– Отель стоит на самом краю обрыва. Внизу у стены узкий, очень узкий проход, а ниже – скалы и море. Сейчас прилив. Мой балкон нависает над морем.
Я кивнул.
– Есть служебная лестница?
– Есть. Она начинается с нижней площадки лифта, прямо у гаража. Но это долгий, трудный подъем.
– За пять кусков я поднимусь и в водолазном скафандре. Вы вышли через вестибюль?
– Я спустилась по служебной лестнице и прошла через гараж. Ночной вахтер спал в машине.
– Вы сказали, что Митчелл лежит в шезлонге. Много ли натекло крови? Ее передернуло.
– Я... я не заметила. Думаю, что должна быть.
– Не заметили? Вы заметили, что он окоченел. Куда попала пуля?
– Я не видела. Наверно, он лежал раной вниз.
– Где был револьвер?
– На балконе, возле его руки.
– Какой руки?
Ее глаза расширились:
– Какая разница? Я не знаю. Он лежал поперек шезлонга, голова свешивалась с одной стороны, а ноги – с другой. Нужно ли столько говорить об этом?
– Хорошо, – сказал я. – Я ни черта не смыслю в здешних приливах и течениях. Его может вынести на берег и завтра, и через две недели. Если мы провернем это. Может быть, его найдут не скоро и не узнают, что его застрелили. А может быть, его вовсе не найдут. В здешних водах водится барракуда и прочая дрянь.
– Если вы хотите, чтобы меня стошнило, вы близки к успеху, – сказала она.
– Таковы обстоятельства. Кроме этого, я думал, не могло ли это быть самоубийством. Тогда нужно положить револьвер обратно. Он, знаете ли, был левша. Поэтому я спросил, у какой руки лежал револьвер.
– А-а. Да, он был левша. Вы правы. Но это не самоубийство. На это не способен этот ухмыляющийся самодовольный типчик.
– Иногда человек убивает самое любимое существо на свете, говорят.
Может быть, даже самого себя?
– Не этот тип, – сказала она коротко и решительно. – Если нам очень повезет, подумают, что он упал с балкона. Господь свидетель, он был достаточно пьян. А тем временем я окажусь в Южной Америке. Мой паспорт все еще действителен.
– На чье имя выписан ваш паспорт?
Она протянула руку и провела кончиками пальцев по моей щеке.
– Скоро ты обо мне все узнаешь. Не спеши. Все узнаешь, все мои секреты.
Потерпи пока.
– Угу. Посекретничай пока с дорожными чеками. У нас в запасе час или два темноты, а потом еще час-два, пока туман не рассеется. Займись чеками, пока я одеваюсь.
Я вытащил ручку из кармана пиджака и дал ей. Она подсела к лампе и принялась подписывать чеки, высунув кончик языка от усердия. Она писала медленно и тщательно. Она подписывалась: Элизабет Мэйфидд.
Значит, смена имени была задумана еще до выезда из Вашингтона. Пока я одевался, я задумался: неужели она по дурости и впрямь верит, что я помогу ей избавиться от трупа?
Я отнес стаканы на кухню и захватил пистолет. Немного подождал, пока за мной закроется дверь, и спрятал пистолет и обойму в духовку. Я сполоснул стаканы и вытер их. Вернулся в комнату и быстро оделся. Она даже не посмотрела в мою сторону, подписывая чеки.
Когда она закончила, я взял чековую книжку и пролистал ее чек за чеком, проверяя подписи. На все эти тысячи мне было наплевать. Я сунул чековую книжку в карман, выключил лампу и открыл дверь. Бетти стояла совсем рядом.
– Выходи незаметно, – сказал я. – Я подберу тебя на шоссе, там, где кончается забор. Она обернулась ко мне;
– Можно ли тебе доверять? – тихо спросила она.
– В определенной степени.
– Что ж, по крайней мере, искренний ответ. Что будет, если нам не удастся провернуть это дело? Если кто-то сообщил о выстреле в полицию, если его нашли, если мы войдем, а отель кишит полицейскими?