На участке неспокойно
Шрифт:
— Я видел его пьяным и вчера, — сообщил Василий. — К чему все это может привести? Хабаров или сам станет на путь преступлений, или попадет под влияние рецидивистов… Когда-то я тоже прикладывался к «белой головке». Беда в том, что никто из нашего коллектива вовремя не остановил меня, не вызвал вот так же на суд общественности. Затрудняюсь сказать, что бы со мной было, если бы мне не помогла Рийя Тамсааре… Я всю жизнь буду благодарить ее.
Услышав аплодисменты, он смутился, посмотрел на Рийю и с радостью отметил, что люди аплодировали не ему, а ей. Больше
Какая-то женщина из задних рядов крикнула больным, надтреснутым голосом:
— Надо пригласить сюда жену Хабарова! Пусть послушает правду о муженьке!
Хабаров вздрогнул, втянул голову в плечи и замер. В зале повисла настороженная тишина. Люди смотрели на председателя завкома, ждали, что он ответит женщине.
Салиев зачем-то постучал карандашом по графину с водой и произнес тихо, будто извиняясь:
— Мы приглашали ее, товарищи… Почему не пришила — неизвестно. Может, Хабаров скажет?
— Чего там — неизвестно! — раздался тот же женский голос. — Стыдно, небось.
Сергей взглянул на Катю. Она сидела У края стола и что-то писала в блокнот. «Готовится к выступлению, наверно? Интересно, что она скажет?»
Он зябко поежился, представив на миг, как бы среагировали в зале, если бы она рассказала о его пьянке с Крупилиным.
— Разрешите мне, — приподнялся невысокий коренастый мужчина.
— Пожалуйста, Гудков.
— Я с места… Что, собственно, сделал Хабаров?
— Давай на трибуну! — крикнули из зала.
— Можно на трибуну, — согласился Гудков. — Что, собственно, сделал Хабаров? — повторил он, поднимаясь на сцену. — Выступающий товарищ живописно нарисовал нам картину его, так сказать, преступления. Между тем, никакой правды в его словах нету. Почему? Потому что у него у самого не все в порядке… Да-да, я повторяю: у него у самого не все в порядке.
— Это неправда! — крикнула Рийя.
— Минуточку, гражданочка, одну минуточку. Не спешите со своими выводами. Мы все только сейчас слышали, как он публично, так сказать, каялся в своих грехах… Выпивал, товарищ выступающий? Выпивал. Хулиганил выпивши? Хулиганил.
— Нечего сваливать с больной головы на здоровую! Ты сам вчера пьяным валялся в арыке, — раздался женский голос.
— Товарищ председатель, — повернулся Гудков к Салиеву, — успокойте публику. Я не могу выступать при таком шуме… Так вот, мы не верим данному, так сказать, свидетелю. И вообще, что же получается, граждане? Выходит, рабочий класс не имеет права выпить за свои трудовые деньги?
Люди повскакивали с мест, закричали:
— Не трогай рабочий класс, Гудков!
— Пей, да дело разумей!
— Долой с трибуны!
— Пущай говорит!
— Его надо посадить рядом с Хабаровым!
— Какой ты рабочий класс? Гнать тебя надо с завода в три шеи.
Катя, не дожидаясь когда ей дадут слово, пошла к трибуне. Шум смолк.
— Уходите! — бросила она Гудкову.
— Как, собственно, понимать ваш намек? — с хрипотой в голосе спросил он.
— Уходи-те!
— Видите, товарищ Салиев, что получается! Рабочему классу уже и говорить запрещают! Нет, извините, я не уйду. Как же я уйду, если моего товарища, так сказать, по работе, ни за что, ни про что всенародно высмеивают?
— Чего вы с ним церемонитесь?
Гудков пошарил глазами по залу, словно хотел найти того, кто кричал,и медленно, хорохорясь, пошел со сцены. Он понял, что зря поддерживал Хабарова.
Успокоившись, Катя начала говорить, глядя то на Рийю, сидевшую в первом ряду, то на всех сразу:
— Хабаров достоин самого сурового наказания. Мы не должны защищать таких, как он. Не потому только, что они калечат самих себя, но еще потому, что они отравляют жизнь своим близким и знакомым. Потому что они кладут пятно на весь коллектив, в котором работают. На этом собрании я вижу немало женщин. Скажите, кто из вас не переживал, видя пьяного мужа или сына? Я хорошо понимаю состояние жены Хабарова. Она не пришла, чтобы не краснеть перед нами. Думаете, ей сейчас легко? Ей еще тяжелее, чем ему, — указала Катя на Хабарова. — Конечно, он бы не спился, если бы у нее вовремя хватило мужества Прийти на завод и рассказать все… Это наша общая болезнь, кстати сказать. Мы, к сожалению, либеральничаем с пьяницами! Ждем чего-то, хотя знаем, что ждать нечего.
Катя говорила долго. Она так близко приняла все к сердцу, что не заметила, как рассказала о своей трагедии. Ее слушали с большим вниманием. Каждый словно лишь теперь увидел, над какой пропастью идет человек, тянущийся к «белой головке».
— Спасибо, родная, — признательно сказала пожилая женщина, вытирая проступившие слезы. — Пьянство — погибель семьи…
— Разрешите? — раздался мужской голос.
Салиев посмотрел в зал:
— Пожалуйста, Гафур Азимович… Слово имеет мастер инструментального цеха товарищ Азимов.
— Правильно, Екатерина Ивановна, — начал Азимов, заняв место Кати. — Мы не должны прощать Хабарова! Он клялся, что не будет больше пить… Хабаров, правильно я говорю?
Степан, прикусив губу, кивнул головой.
— Ты скажи, у тебя есть язык: давал слово не пить?
— Ну, давал, — хрипло отозвался Хабаров.
*— Слышите, он давал нам слово, — посмотрел в зал Азимов. — Мы верили ему. Теперь же не верим. Он и сам себе не верит. Выйдет отсюда, увидит пивную и все позабудет, загуляет снова. '
— Не загуляю!
— «Загуляешь… Я вот что, товарищи, предлагаю, — снова оглядел всех Азимов, — давайте зарплату Хабарова выдавать его жене.
— То есть? — приподнялся и тут же сел Хабаров.
— Кроме того, — продолжал мастер, — поручим нашим комсомольцам сопровождать его домой с работы.
— Не имеете права, и так и далее, — снова приподнялся Хабаров.
— Нет, имеем, потому что отвечаем за тебя. Сегодня я сам провожу тебя домой. Со мной ты не выпьешь.
Слово взял Сергей Голиков. Он внес предложение о создании специальной колонии, в которую можно было бы направлять неисправных пьяниц.