На участке неспокойно
Шрифт:
…Четверо били одного. Он лежал вниз лицом, стараясь прикрыть руками лицо и голову. На противоположной стороне улицы собралась толпа зевак. Люди что-то кричали, однако никто не пытался встать на защиту обреченного.
Не раздумывая, Сергей вступил в единоборство с хулиганами. Одного он сшиб ударом с ног. Его сообщники сначала кинулись в разные стороны, потом остановились и пошли на Сергея, вытащив ножи. Голиков выхватил пистолет.
— Не запугаешь, подлюга! — зарычал мужчина в берете, выше Сергея на голову.
— Я
— Слыхал?! Он пристрелит нас… Ха!
— Сейчас мы из него котлету сделаем.
— Считаю до трех: раз!
Хулиганы, остановились.
— Бросайте ножи! Два…
— Не бойтесь, не выстрелит! В милиции все только пугают оружием… Пошли на него!
Голиков действительно не стал стрелять. Нет, он не боялся. Это чувство было заглушено другим, более сильным чувством — стремлением выстоять в этой неравной схватке.
Хулиганы бросились к Сергею, опьяненные недавней победой над гем, кто все еще неподвижно лежал на земле.
Это была короткая схватка. Одного из хулиганов Голиков ударил в живот, другому, что был с двумя ножами, вывернул руку, и она, как плеть, повисла вдоль тела. Корчась от боли, тот все-таки попытался ударить Сергея вторым ножом, но поскользнулся и упал, ранив случайно одного из своих партнеров.
Сергей замер на секунду, пораженный таким
поворотом дела, и не заметил, как мужчина в берете, у которого он выбил нож, снова вооружился. Не заметил он и того, что к нему на помощь бежали дружинники.
Мужчина не успел воспользоваться поднятым ножом зато хулиган, который находился сзади, успел нанести Сергею по голове удар чем-то тяжелым. Голиков почувствовал, как под ногами заходила земля. Тут же чьи-то женские руки подхватили его и куда-то понесли. Ему показалось, что это была Катя.
— Катюша!
— Это я, Рийя… Не волнуйтесь, пожалуйста, Сергей Борисович. Сейчас придет врач и все будет в порядке.
— Какой врач? Зачем? — В голове все еще гудели колокола. — Уйдут преступники!
— Не уйдут.
— Помоги!
Сергей приподнялся и долго стоял молча, стараясь понять то, что видел.
На середине улицы, освещенной электрическими фонарями, замерла толпа. У арыка лежали те четверо, с которыми он только, что бился насмерть. Они извивались, что-то хрипло кричали, пытались освободиться от веревок. Возле них стояли Войтюк и Зияев. У Василия на левой руке белела широкая повязка. Видно, был ранен. У Абдуллы порван плащ.
Подошла милицейская машина. Из нее быстро вышли два милиционера и шофер Костя Дригола,
— Живы! — счастливо заорал Дригола, направляясь к Сергею. — Ось молодэць, так молодэць! 3 такими байстрюками справывся.
Хулиганов и пострадавшего увезли.
ТРИ ВСТРЕЧИ — ТРИ БЕСЕДЫ
1
Хорошо было у Хабаровых. В квартире сияла непривычная чистота, на лицах домочадцев — давно забытые улыбки.
—> Ну, как вы тут, Степан Алексеевич? — спросил Голиков.
—. Как видите, и так и далее, — смутился Хабаров.
— Он такого навидался, — всплеснула руками Анастасия Дмитриевна, — что ни приведи бог. Правда, Степа?
— С души воротит…
Голиков недоуменно посмотрел на чету Хабаровых. О чем это они?
— Спасибо вам, Сергей Борисович, — поблагодарила хозяйка. — Ваша, поди, забота… Екатерина Ивановна возила Степу в психи… Как ее?
— Психиатрическую, — подсказал Хабаров.
— Во-во, в психиатрическую больницу. Где алкоголики, значит, лечатся. Так там такие страсти, такие страсти! Моего теперь не заставишь пить. Правда, Степа?
— Это уж точно, и так и далее, — сказал Хабаров. — Отрубил навсегда. На веки вечные. Не верите?
Голиков хмыкнул. Ничего он не говорил Кате… Сама все сделала, а его благодарят… Однако Сергей сказал совсем другое:
— Хорошо, что съездили, убедились, к чему все это приводит. Но смотрите, Степан Алексеевич, плохо будет, если вы снова загуляете. Мы больше не будем терпеть. Поймите меня правильно: не сможем больше терпеть.
Хабаров заулыбался:
— Вы, товарищ Голиков, не беспокойтесь. Я не подведу вас. Считайте, что мы впервые с вами встретились. Плохим вы меня не знаете. Только таким, каким видите сегодня. Я дал слово и сдержу его.
— Буду рад.
— Вы все-таки не верите. Я понимаю вас. Невозможно поверить после того, что я творил. Жена вот тоже сначала не верила… Эх, Настасья Дмитриевна, и заживем мы с тобой! Правильно?
— Жили когда-то так, — задумалась Анастасия Дмитриевна.
— Не грусти.
Степан радовался, как ребенок. Давно ничего подобного не было с ним. Последние годы прошли в сплошных пьянках. Трудно было вспомнить что-нибудь хорошее из этих лет. Все тонуло в пивных, закусочных, ресторанах. Не забывались только те минуты, когда он с такими же собутыльниками или один выливал первый
18—4836 273
стакан, да короткие, как мгновения, ночные встречи с женой. Помнились еще ее утренние тяжелые взгляды и беспрерывные слезы. Он, еще в это время окончательно не протрезвевший, божился, что больше не будет пить, торопливо собирался и уходил на работу, по пути опохмелившись в двух или трех пивных.
— Что же вы стоите, Сергей Борисович? — нарушила затянувшееся молчание Анастасия Дмитриевна. — Садитесь, пожалуйста. Сейчас я чайку приготовлю.
— С удовольствием попью.