На Варшавском шоссе(Документальная повесть)
Шрифт:
Бой длился до наступления темноты.
— Еще один такой бой — и мне не с кем будет воевать, — докладывал ночью генералу Смирнову командир батальона Бабаков. — В батальоне осталось всего девяносто восемь бойцов вместе с легкоранеными. Люди спрашивают, придет ли к нам подкрепление? Поймите меня, товарищ генерал, — продолжал комбат, — бойцы голодные, боеприпасы на исходе…
— Я могу послать вам роту курсантов, — отвечал Смирнов, — это все, чем располагаю. Питание и боеприпасы вам подвезут. Но замены нам не будет. Мы должны здесь стоять насмерть и во что
Не легче было в этот день и на центральном, ильинском направлении. Пусть бой был не такой напряженный, как у Бабакова в Большой Шубинке, однако на поле и здесь горело более десяти вражеских танков.
В селе Ильинском фашистам ценой больших потерь удалось захватить несколько окраинных домов и один орудийный капонир. Но и здесь так же, как и в Большой Шубинке, при артиллерийской поддержке курсанты пехотного и артиллерийского училищ поднялись в атаку, уничтожили до сотни гитлеровцев, а остальных обратили в бегство.
Этот день надолго остался в памяти бойцов. Они были горды тем, что им удалось измотать врага, нанести ему значительный урон.
Возвращаясь с обхода боевого участка, Костин встретил у своего блиндажа взволнованного командира гаубичного артполка.
— Товарищ полковник, — обратился к нему подполковник Викторов, — мы получили приказание немедленно сняться с позиций и уходить под Боровск. К рассвету мы должны стать там на новые огневые позиции.
— Очень жаль, — ответил полковник, — но приказ есть приказ.
Обернувшись к подошедшему командиру дивизиона «катюш», Костин горько спросил:
— Вас также отзывают на новый участок фронта?
— Нет, пока не имею никаких распоряжений, а вот ополченческая дивизия уже уходит…
— Час от часу не легче. С чем же мы остаемся? — вздохнув, произнес комиссар Леонов.
Майор Копелев с картой в руке порывался что-то доложить.
— Что у вас? — спросил Костин.
— Товарищ полковник, в батальонах пехотного училища в строю осталось менее половины курсантов. Орудий в противотанковой обороне девятнадцать.
— Завтра вражеская артиллерия будет снова с той опушки стрелять по нашим дотам, — промолвил Суходолов. — Теперь вся надежда на «катюши».
— Настанет время, и их надо будет отправлять в тыл, — сказал Костин, — а поэтому капитану Прокопову надо немедленно поставить четыре-пять орудий на запасные позиции для стрельбы по той коварной опушке леса. Ничего другого не придумаешь.
Мрачные мысли не оставляли полковника Костина. То, что противник переносит направление своего удара на Боровск, — это понятно, но он не ослабит натиска и на Малоярославец. Ведь без Варшавского шоссе ему не обойтись. Фашистское командование знает, что в осеннюю распутицу по грунтовым дорогам не проехать. Враг будет стремиться овладеть Ильинским.
Ночь на 15 октября выдалась промозглой и холодной. Дул порывистый, пронизывающий насквозь ветер. Продумывая дополнительные меры по усилению участков обороны, командиры понимали, что приближаются решающие бои. Каждый из них сознавал, что нельзя
Всю ночь гремели орудийные выстрелы не только на переднем крае, но и в тылу нашей обороны. У Костина сжималось сердце за судьбу реактивного дивизиона. Его непрерывно искали фашистские диверсанты. Восемь раз дивизион наносил удары по врагу, один другого сильнее. Костин принял решение возвратить дивизион командующему 43-й армией, чтобы не подвергать новое оружие дальнейшему риску.
Он вызвал майора Дементьева.
— Вот и пришла пора нам расставаться, — сказал полковник с грустной улыбкой. — Положение нашего боевого участка таково, что я не имею права здесь вас держать.
Майор согласился с полковником, но при этом сообщил, что в дивизионе еще не израсходованы запасы снарядов.
— Укажите цель, — просил он, — на рассвете мы дадим два залпа и налегке пойдем в тыл.
Долго обсуждали район подавления, боялись ошибиться.
Подошедший в это время капитан Кондратюк сказал, что разведчики 3-го батальона, действовавшие под командованием лейтенанта Докукина, перед заходом солнца обнаружили сосредоточение войск противника, видимо, недавно подошедших из тыла; это в лощине, по которой мы еще не стреляли.
Ночь подходила к концу. Рассвет еще не наступил, а воздух дрожал от разрывов снарядов. Далекие выстрелы слышались откуда-то слева, что серьезно тревожило командиров. Казалось, фашисты, сомневаясь в успехе прорыва укрепленного района, обходили его с фланга.
К Костину подошел начальник штаба артиллерии майор Копелев и сообщил, что уже два часа слева гремит артиллерия. Видимо, в направлении Полотняного Завода. Это как раз там, где 4-й батальон пехотного училища с батальоном 616-го запасного полка и полубатареей прикрывает с юго-запада направление на Малоярославец.
— А вы посылали туда связных? — спросил Костин.
— Да, но от них ни слуху ни духу.
Разговор был прерван возникшей внезапно автоматной и пулеметной перестрелкой в направлении склада боеприпасов.
— Товарищ полковник! — обратился командир дивизиона Дементьев. — Похоже на то, что у нас в тылу завязался бой. Разрешите дать залп, и я буду прорываться по лесной дороге.
— Нет! Теперь мы не можем вас отпустить. Вначале выясним обстановку, скоро вернется разведка. В случае чего, пробьем вам дорогу, — успокаивал его Костин.
Командир дивизиона взглянул на часы:
— Осталось пятнадцать минут до залпа.
Постепенно недавно выпавший снег стал светлеть.
Вскоре небо прочертили огненные трассы реактивных мин. Дивизион, как стало потом известно, дал самый удачный залп.
Боевые машины возвратились на прежние выжидательные позиции в лес. А командир дивизиона снова прибыл на КП; прислушавшись, сказал:
— Что-то стихло, наверное, опять с диверсантами была стычка?
— Да, — подтвердил Суходолов. — Я только что оттуда вернулся. Вчера восточнее деревни Черкасово, в пяти километрах от артиллерийского склада, за час до рассвета высадился десант противника.