На веки вечные. И воздастся вам…
Шрифт:
Глава V
Должностное преступление
Ребров лежал на кровати в своем номере отеля, бесцельно уставившись в потолок. Мысли его путались, он то думал об Ирине, то пытался заставить себя анализировать последнее донесение Гектора, в котором тот давал свой расклад игр, ведущихся с Риббентропом.
Оказывается, взбодрившийся и все больше набирающийся наглости в последнее время Геринг убеждает Риббентропа уделить особое внимание «секретным протоколам» и заявить о них при первой же возможности. Его поддерживает Франк, утверждающий, что Риббентроп должен сказать, что был заговор между Гитлером и русскими, и потому Сталина и Молотова следовало бы посадить на скамью
Ребров встал, подошел к окну. В зловещих красных отблесках заходящего солнца перед ним громоздились груды камня и искореженного железа. И хотя он уже давно привык к этой картине, на сей раз она показалась ему особенно зловещей и страшной. На подоконнике валялся найденный им накануне в ящике стола бланк отеля с надписью готическим шрифтом, горделиво извещавшей, что Нюрнберг — город «партайтагов», то есть съездов нацистской партии…
Как обычно, ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы заставить себя думать о ситуации с Риббентропом и довоенными протоколами. Потому что война, все, что он увидел и пережил на ней, отодвинуло предвоенную жизнь куда-то так далеко, что с трудом верилось в ее реальность. А тем более — в важность того, что было тогда. Господи, да какая разница, что было тогда, когда все знали, что война неизбежна и только надеялись, что это случится не завтра, а хотя бы немного позже…
Среднюю школу Ребров закончил с «золотым», как тогда говорилось, аттестатом. Учился он легко, потому что обладал замечательной памятью — получив до начала учебного года учебники, просматривал их и многое запоминал с первого раза. Ему еще не исполнилось тогда семнадцати лет, потому в армию его не призвали, и он сразу поступил в университет. Все студенческие годы думалось об одном — успеет он доучиться или раньше начнется война. Причем тогда почти все были уверены в том, что война будет именно с Германией и поэтому Ребров усиленно занимался немецким. Когда подписывали с Германией договор о ненападении, все понимали, что это лишь попытка отодвинуть войну и только. Об этом Ребров не раз говорил с отцом и никаких заблуждений на сей счет у него не было. И вот теперь, когда ценой немыслимых жертв и страданий, победили, надо разбираться, что там было, какие договоры кто заключал. Как тогда говорил Реброву отец, все пытаются договориться друг с другом или с Гитлером, но все понимают умом, что это не спасет, но надеются еще немного протянуть мирную жизнь…
От мыслей о прошлом его отвлек стук в дверь. Ребров открыл, увидел Гаврика.
— Входи.
Гаврик зашел в номер, нервно огляделся.
— Что у тебя с лицом, Гаврюха? — удивился Ребров. — Что-то случилось?
— Кое-что, — хохотнул Гаврик.
Он походил по комнате и вдруг выпалил:
— Я совершил должностное преступление.
— Ты?
— Вот.
Гаврик достал из кармана галифе конверт и протянул Реброву.
— Что это?
— Письмо руководству советской делегации.
— Ну, я в нем не числюсь. Зачем ты принес его мне?
— Хочу, чтобы ты его прочитал. Не бойся, оно уже вскрыто… Да читай же, наконец! — взорвался Гаврик.
— Хорошо, — успокаивающе сказал Ребров. — А ты воды, что ли, пока выпей…
Пока Гарик наливал себе воды, Ребров быстро пробежал глазами послание. «Доводим
Ребров сложил бумагу, вложил обратно в конверт.
— Откуда оно у тебя?
— Письмо принес американский курьер вместе с пакетами стенограмм допросов, — объяснил Гаврик. — Швырнул, как обычно, на стол. Расписку не брал. Так как письмо необычное, я вскрыл его как дежурный офицер… Больше его никто не видел! Я сразу после дежурства к тебе.
— Спасибо, Гаврюха, — вздохнул Ребров. — Но ты можешь попасться… Если узнают. А особенно если пронюхает наш друг Косачев.
— Я тебе говорю — никто не видел. Никто о нем ничего не знает. Курьеру, сам понимаешь, это до лампочки… Так что письмо мы можем просто уничтожить. Но!.. Ты же понимаешь, что о ваших отношениях с Куракиной говорят уже все. Счастье, что Косачев еще не знает.
— Знает.
— Знает?.. Тогда странно, что ты еще здесь!
— Просто есть обстоятельства… В общем, Филин сказал ему, что я встречаюсь с Куракиной по служебной надобности.
— И ты думаешь, он поверил?
— Думаю, не до конца. Во всяком случае, я чувствую, что его люди за мной присматривают.
— Еще бы!
— Но дело не во мне. За себя я не боюсь.
— Я понимаю. Если такое письмо поступит во французскую делегацию, бедной княжне не поздоровится.
— Да в том-то и дело, Гаврюха! У меня прикрытие, а у нее ничего!
— Какая же падла это строчит? — выругался от избытка чувств интеллигентный Гаврик. — Знаешь, судя по всему, это писал не наш человек…
— Ну, сия тайна невелика есть, — усмехнулся Ребров. — Действительно, не наш. Но такого я от него не ожидал!
— Ты уверен, что знаешь его?
— На девяносто девять процентов… Но все равно нужно проверить.
— Что делать будешь?
— А у тебя есть совет?
— Ты его все равно не послушаешь, — махнул рукой Гаврик. — Но заткнуть этот фонтан надо. Если нужна моя помощь… По-моему, она очень хороший человек.
— Кто? — рассеянно спросил задумавшийся Ребров.
— Ее светлость княжна Куракина, вот кто!
Ребров удивленно посмотрел на Гаврика.
— Слушай, Гаврюшка, а ты часом не влюбился, а?
Гаврик вдруг залился краской и отчаянно замотал головой.
— Дурак ты, Ребров. И язык у тебя без костей! Мелешь ерунду!
Оперативники ГУКР «Смерш», работавшие в Нюрнберге, обратились в Москву с просьбой о выдаче им заграничных паспортов, так как в связи с большим наплывом иностранцев американцы ужесточили режим пребывания, осуществили ряд полицейских мер. Одновременно они усилили разведывательную и контрразведывательную работу среди советской делегации. Отсутствие загранпаспортов затрудняло передвижение по городу и решение оперативных вопросов.
Глава VI
Речь идет о вашей чести
Барона Розена он дожидался в коридоре, ведущем в отсек французской делегации. Розен шел, опустив голову, словно не видя ничего вокруг. Ребров догнал его и крепко взял за руку. Розен, вздрогнув, обернулся и уставился, ничего не говоря, на Реброва расширившимися безумными зрачками.
— Господин барон, нам надо поговорить, — голосом, не терпящим возражений, сказал Ребров.
— Позвольте! — попытался вырвать руку барон. — Какого черта! Мне не о чем разговаривать с вами, господин чекист! — Это в ваших интересах, господин барон. Иначе…