На веки вечные
Шрифт:
— Господи, я вас не ушиб?
Как это похоже на него: подумать сначала о другом человеке!
— Ничего.
— Извините, дорогая. — Он провел рукой по ее спине. — Извините, я на минуту забылся.
Мередит отстранилась и подняла голову: его прожженное солнцем лицо было мокрым от слез, темные ресницы торчали, как блестящие копья. Она провела кончиками пальцев по его щекам и пригладила волосы — так бы утешала Сэмми.
— Со всеми бывает, — ответила она и отступила на шаг, чтобы избежать его объятий; руки Хита безвольно повисли.
— Наверное. — В его гортани что-то дрожало, и от смущения он говорил отрывисто. — Только у одних это бывает хуже
— Не надо извиняться. Здесь произошла ужасная сцена. Эти репортеры… настоящие акулы. Стоит им почувствовать запах крови — и они становятся беспощадными.
— Особенно если давно точат на вас нож. — Хит горько усмехнулся. — Я его когда-то зацепил и сам вручил ему этот нож. А он ждал момента, когда сможет ударить в спину, и побольнее.
— Вы имеете в виду Билла?
Хит устало уперся затылком в кору и закрыл глаза.
— Он сказал, что студия получила сведения из надежного источника. Это неправда. Источник был внутренним — сам Билл. Я знал, что рано или поздно он на меня это вывалит. В то время мы дружили, и когда погибла сестра, он был там.
— И все эти годы ждал, чтобы вытащить на публику старую историю? — спросила потрясенная Мередит.
— Скорее всего он унес бы ее с собой в могилу. Но четыре года назад я арестовал Билла за вождение в нетрезвом состоянии. После этого вся его жизнь пошла наперекосяк. Подозреваю, что он уже давно стал законченным алкоголиком, и у него были нелады в семье, а в то время, когда попался мне, вошел в штопор и пил по-черному. Когда все выплыло наружу, его популярность у телезрителей резко упала и Билла попросили со студии. Даже жена, с которой он прожил семнадцать лет, не выдержала и ушла. А он, как все алкаши, винил в своих бедах не спиртное, а меня. Еще удивительно, почему он так долго медлил со своей местью.
Мередит ворошила носком прошлогодние листья и ощущала терпкий запах земли и тлена. «Великолепный садовый компост, — машинально подумала она. — Боже праведный, что же ему ответить?»
— Ее звали Лейни. — Слова свинцовыми ядрами упали между ними. — Ей было только семнадцать. — Хит уронил подбородок на грудь и открыл глаза.
Мередит заметила, что от горя они потемнели. Было такое чувство, что его больше нет рядом — память унесл Хита сквозь годы в другое время и место.
— Она умерла за девять дней до своего восемнадцатилетия. Не успела ни влюбиться, ни выйти замуж, ни завести детей. Все прахом.
— И с тех пор вы себя в этом вините. — Что-что, а чувство вины Мередит прекрасно понимала: жила с ним все последние годы и настолько сроднилась, что вина стала казаться ей давнишней подругой.
— Кого же мне еще винить? Вы слышали, что сказал Билл: я убил сестру.
— Поэтому вы работаете с подростками? Столько сил вкладываете, чтобы пресечь их пирушки, но никогда не арестовываете?
— Все случилось во время такой пирушки. Я приехал из колледжа на ее выпускную вечеринку в карьерах на всю ночь. Жгли костры, дурачились. В итоге все перепились, и я в том числе. Может быть, больше других. В то время я был маленьким, гадким дерьмсцом. Ненавидел учебу, ненавидел отца за то, что заставил меня учиться. Тот выходной был перед последней неделей в колледже. Месяцами накапливалось раздражение, и вот ударило в голову. Не знаю, что я пытался доказать, напившись до одури, но я это сделал. — Хит пожал плечами и горько рассмеялся. — Если бы отец узнал, что я начал выпивать, описался бы кипятком.
Мередит вспомнила своего отца: как сильно любила его раньше и как любит по нынешний день.
— Значит, ваши отношения были не слишком хорошими?
— Отношения с Яном Мастерсом? Он говорил: «Прыгай!» — и его дети должны были отвечать: «Как высоко?»
— А вы решили с этим покончить?
Хит вздохнул и потер переносицу.
— Отец хотел, чтобы я пошел по его стопам и стал таким же известным адвокатом, как и он. — Хит обвел рукой окрестные поля. — А я с одиннадцати лет знал только это и мечтал стать владельцем ранчо. Если бы я и стал поступать в колледж, хотя вовсе не был уверен, что мне это нужно, то пошел бы в университет на факультет земледелия. Но он об этом и слышать не хотел. Его сын не мог зарабатывать себе на жизнь, копаясь в коровьем дерьме. Мы поругались, и отец пошел на компромисс: заставил поступить в университет, надеясь, что, окончив через силу подготовительный курс по юриспруденции, я изменю свое мнение. Но я не изменил.
— И напились.
— Напился, — кивнул Хит, вглядываясь в поля за ее домом. — И не в первый раз. Весь первый курс я пил и болтался без дела. А когда попал в переплет, отец кого надо подмазал, спас мою задницу, сделав так, чтобы все было шито-крыто. Не хотел, чтобы черное пятно помешало мне заниматься юриспруденцией. — Хит на минуту умолк. — Бог свидетель, он был упрямым сукиным сыном. Костью поперек его горла было то, что Лейни как раз мечтала о карьере адвоката и хотела продолжить традицию Мастерсов: учиться в Гарварде, получить диплом с отличием и стать знаменитой. Как отец. Так нет же! Она ведь родилась девочкой и должна была стать педагогом, как мать… Только Лейни заикалась о юридической школе, отец ее тут же осаживал.
— Судя по вашим словам, приятным человеком его не назовешь.
— Он эгоистичный человек. Приятный? Не знаю. Чтобы это понять, надо копать глубже. Но жестоким он быть не хотел. Просто все видел по-своему, и ничто его не могло изменить. А я пытался. И, упорствуя, действовал не так, как следовало, а в результате погубил сестру.
— Как это произошло? Вы можете об этом говорить?
— Интересный вопрос, мой дорогой Арканзас. Я еще ни разу не пробовал.
И опять смысл его слов был совершенно ясен. Хит хотел сказать, что никогда никому не доверял так, как ей. Мередит отвела взгляд.
— Может быть, пришло время. Я слышал, исповедь облегчает душу, хотя всегда считал это чушью. Но поступать все время по-своему не получается, и… я устал.
Устал. Мередит понимала, что это значит. До смерти вымотан и не в силах справиться в одиночку. «Устал» — можно назвать и так: слово не хуже других.
— Все, что было до того, вспоминается как в тумане. Словно один миг стер из памяти остальное.
Мередит тяжело вздохнула. Ее била дрожь, но она старалась выглядеть спокойной.
— Начните с того, что помните.
Хит нахмурился.
— Меня вызвали на соревнование — гонки по бездорожью. Я даже не помню кто. Кретинизм, да и только. Моя выходка привела к смерти сестры, а я не знаю, кто меня подбил.
— Разве это важно?
Из горла Хита вырвался странный, булькающий звук.
— Да. Я все время об этом думаю. Зачем я так сделал? Почему? И не нахожу ответа. Потом, в морге, я стоял, смотрел на нее и не мог… — его голос сорвался, — не мог вспомнить, почему я полез на эту чертову дорогу в гравиевых карьерах.