На веки вечные
Шрифт:
Он еще возился на кухне, а Мередит вышла из ванной. От Хита не ускользнуло, что теперь парик прямо сидел на ее голове и глаза стали одного цвета. Видимо, взглянула на себя в зеркало.
«Интересно, — подумал он. — Не может позволить себе лишнего куска мяса, но швыряет деньги на запасную пару контактных линз». Хит прекрасно знал, что контактные линзы — удовольствие не из дешевых. Но кроме цены, его поразило, что Мередит шла на такие ухищрения, лишь бы изменить свою внешность. Носить парик — неприятное занятие. Человек, от которого она прячется, — видимо, тот еще
Проходя мимо и избегая его взгляда, Мередит нервно поправила волосы.
— Что теперь? Пойдем поищем в поле? Я так… — Она замолчала и закрыла лицо руками. — Я так боюсь, что она где-нибудь лежит без сознания.
Хит нисколько не сомневался в ее искренности. Мередит до смерти испугалась за дочь. Это ясно. Но он видел и другое: жизнь дочери — не единственное, что ее волновало. Маленькая глупышка! Она молила Бога и надеялась, что он не заметил слегка сбившийся парик и потерянную контактную линзу. Напрасно. Но сейчас некогда об этом разговаривать. Надо сначала отыскать Сэмми.
— Я иду за Голиафом. В поле пес лучше десятка людей.
Хит не добавил, что, вероятно, придется прочесать и окрестные леса. Как полицейский, он привык слегка кривить душой перед родителями, прекрасно понимая, насколько трудно сохранить хладнокровие, когда пропало любимое дитя. И пожалуй, впервые за всю службу сам осознал, как это трудно.
Он полюбил девчушку. Бог свидетель, полюбил сильно. Но факт оставался фактом — за него никто ничего не сделает. Через три часа совершенно стемнеет. Если за половину этого времени ему с помощниками не удастся найти Сэмми, придется вызывать полицию штата.
Нельзя после захода солнца бросать ребенка на произвол судьбы. Температура, высокая днем, в здешних краях ночью быстро понижается. К тому же недавно был принят закон, запрещающий охотникам использовать собак, и в окрестностях развелось много пум.
Хит оглядел окрестные поля и леса. Лет пять назад он бы не беспокоился, что на девочку нападет пума. Большие кошки не охотятся на людей. Но теперь их поголовье резко возросло. Молодых самцов оттеснили к городам, и они вынуждены осваивать территории поблизости от человеческого жилья. Количество дичи неуклонно сокращалось, и взрослой пуме, чтобы прокормиться и остаться в живых, требовалась территория в пятьдесят квадратных миль. Участились нападения на домашний скот и неосторожных людей. Поэтому маленькому ребенку в лесу грозила серьезная опасность.
Хит повернулся к Мередит и натолкнулся на ее испуганный взгляд.
— Мои люди прибудут сюда, а не ко мне. Подождите их, пока я схожу за собакой.
Она обхватила руками плечи и стояла такая потерянная, что Хит почувствовал желание ее обнять. Но он знал, что эти карие глаза были такими же фальшивыми, как поддельный чек.
Подъехав к дому, Хит кинулся прямо на псарню. Но у калитки заметил, что щеколда поднята. Взгляд упал на ротвейлера, который лежал посреди конуры, но девочки поблизости не было. Однако она явно находилась где-то здесь. Если бы пес сам поднял щеколду,
— Голиаф, приятель, поди-ка сюда, — позвал шериф.
Пес поднял массивную морду, высунул нос из конуры, но даже не подумал вылезти. Хит ворвался в обнесенный сеткой загон.
— Голиаф!
Ротвейлер взвизгнул и встал на лапы. Шериф наклонился, заглянул за массивное тело собаки и в глубине конуры увидел… Сэмми. От счастья Хит чуть не завопил. Девочка здесь, где же ей еще быть? Наверное, вчера подслушала их разговор с Мередит, кое-что поняла и расстроилась.
Он вытащил собаку из конуры. Сэмми, в красном платьице, свернулась на подстилке Голиафа и крепко спала. Мередит прибегала сюда в поисках дочери и, конечно, не догадалась заглянуть вглубь. Очень типично для родителей. Хит наблюдал это сотни раз. Мечутся туда-сюда, вопят дурными голосами и так паникуют, что ни о чем не способны думать. В страхе не соображают, что дети скорее всего крепко спят и просто их не слышат.
Хит подошел к джипу и, снова вызвав управление, сообщил Дженни Роуз, что команда спасателей больше не требуется.
— Жива-здорова? Прием.
— Спит как сурок, — усмехнулся шериф. — Прием.
— Я немедленно сообщу спасателям.
— Спасибо, Дженни. Конец связи.
Он вернулся на псарню и заглянул в будку. Одной рукой девочка сжимала то, что на первый взгляд показалось кусочками розовой туалетной бумаги, загнутые края которых были скреплены заколками для волос. На другой измазанной ладошке поблескивали десятицентовик и трехпенсовик.
— Сэмми, — тихо позвал Хит. — Просыпайся, соня.
Девочка захлопала глазами и, зевнув, уронила на подстилку монеты и тут же стала их собирать.
— Привет, Хит.
— И тебе привет. Что ты здесь делаешь, Сэмми? Твоя мама очень беспокоится.
Она протянула ему бумажные цветы с заколками для волос.
— Я принесла тебе цветы. — Девочка потерла глаз кулачком с зажатыми монетами и уставилась на шерифа, словно изучая его реакцию. — Сделала специально для тебя, и никто не помогал.
Хит принял подарок и почувствовал в горле ком. Боже! Распустить нюни из-за обрывков бумаги и заколок для волос! Что с ним такое творилось? Он поднес подарок к глазам, но так и не сообразил, какие цветы изображали мятые комочки.
— Клянусь, — воскликнул он, — красивее цветов мне никто не дарил! — И не солгал, потому что ему еще ни разу не дарили цветов. — Говоришь, сама сделала?
— Да. Тебе такие нравятся?
Хит кивнул. Грязновато-красный внезапно сделался его любимым цветом.
— Как раз такие я очень люблю.
Сэмми сложила губки бантиком.
— Спорим, что ты не знаешь, как они называются.
Шериф каким-то образом заранее знал, что услышит этот вопрос, и быстро ответил:
— А вот и знаю, — и, взглянув на мангал, который он поставил под навес амбара, неожиданно для себя добавил: — круглобумажные хитачи.
Девочка была разочарована.
— Нет, это розы. Наверное, я их сделала не очень хорошо.
Хит повертел разлохмаченный цветной катышек на одном из стеблей.