На вершине мира
Шрифт:
– Никогда на таком самолете не летал и не знаю, как это делается, - ответил он.
В маленьком штабном домике аэродрома было тесно. Шмидт стоял у окна, опершись на верстак, и задумчиво смотрел вдаль. На лавке курил Молоков. Водопьянов сушил у печки меховой чулок. Спирин инструктировал штурманов о плане полета остальных кораблей.
– Ну, улетайте скорее!-сказал вошедший Шевелев.
– Да, похоже, что скоро улетим, - ответил Шмидт.
– А когда нам вылетать?-спросил Молоков.
– Мы сядем, осмотримся, дадим вам знать. Тогда летите. Не исключена возможность, что на самом полюсе сесть будет нельзя, тогда мы выберем место где-нибудь поблизости. Наконец, мы можем перевернуться.
– Если перевернемся, им все равно лететь, - рассмеялся Водопьянов.
– Да, но тогда характер операции меняется, - возразил Шмидт.-Надо будет нас спасать. Следовательно, они должны будут сбросить груз станции.
– Почему?-быстро удивился Шевелев.
– [105] Мы просто сольем часть бензина, а на полюсе воспользуемся вашим. Очень даже хорошо!
Все рассмеялись.
– К самолету!
– попросил вошедший Бабушкин.
Все вышли на поле. Моторы уже крутились, два трактора тянули флагмана на старт. Водопьянов поднял руку - экипаж занял свои места. Летело тринадцать человек: Шмидт, Водопьянов, Бабушкин, Спирин, Бассейн, Морозов, Петенин, Иванов, Папанин, Кренкель, Ширшов, Федоров и Трояновский. Мы тепло простились с отлетающими.
– До завтра!-кричали они, пожимая нам руки.
Тракторы тронули с места. Водопьянов дал полный газ, машина зарулила на старт. «Оторвется или не оторвется?» - думал каждый из участников экспедиции. Развернувшись на старте, Водопьянов направил самолет под гору. Он бежал все быстрее и быстрее и вот, наконец, взлетел. Выше, выше, самолет делает круг и уходит на север. Было 4 часа 52 минуты утра 21 мая.
– Ура!
– разнеслось по полю.
Флагман шел к полюсу…
Проводив самолет, мы легли спать. Однако никто уснуть не мог. Всех волновала мысль, как они летят, что видят, в каких условиях совершается смелый рейс. Махнув рукой на сон, все столпились в радиорубке, напряженно следя за сообщениями с корабля. Они поступали не часто, но были исчерпывающи. В 6 часов утра самолет достиг широты 83 градуса 7 минут. Высота - 1000 метров. Над самолетом - тонкий слой облаков с разрывами. Внизу - крупнобитый лед. В 7 часов самолет был на широте 84 [106] градуса 25 минут. Полет шел над облаками. В 8 часов 04 минуты самолет подходил к 86 градусу. Полет совершался попрежнему над облаками. Высота достигла 2000 метров. В разрывы видны ледяные поля с частыми трещинами. Сильный встречный ветер. Температура опустилась до 23 градусов мороза. В 10 часов 34 минуты самолет достиг широты 89 градусов. Штурман Спирин и астроном Федоров непрерывно измеряют высоту солнца и вычисляют местонахождение корабля.
В 11 часов 12 минут Стромилов начал записывать очередную радиограмму с борта флагмана. Он успел принять только «№-34-1…», и на этом связь оборвалась. Сколько радисты ни вслушивались в эфир, сколько ни лазили по всему диапозону своих приемников, никаких сигналов не поступало. Флагман молчал. Очевидно, на корабле что-то случилось. Настроение у всех стало тревожное. Погода испортилась. Туман, облачность, снегопад. Участники экспедиции строили самые различные предположения. Может быть, корабль при посадке подломался? Может быть, случилась авария в воздухе? Может быть, произошел пожар на корабле? Самые мрачные мысли приходили в голову. Все время резко и усиленно нажимала Москва. Она требовала точного ответа - где флагман? Что мы делаем? Когда предполагаем вылететь на поиски? Мы чувствовали, как волнуется страна и правительство за судьбу своих смелых сынов, но были бессильны что-нибудь немедленно предпринять. Все наши корабли стояли наготове, но погода окончательно испортилась и лететь было бессмысленно. Это привело бы к аварии на взлете. Кроме того, куда лететь? Отыскивать в Полярном бассейне самолет [107] не зная его точного местонахождения почти безнадежно.
В невероятном напряжении прошло десять часов. И вдруг всю зимовку потряс нечеловеческий крик Стромилова:
– Моя! Моя! Моя!
– кричал он.
Мы вбежали в рубку. Стромилов размахивал руками и без конца повторял это слово. Лишь спустя некоторое время мы поняли, что он, наконец, услышал и опознал звук радиостанции Кренкеля, которую делал своими руками.
– Сели черти!
– крикнул Стромилов и уткнулся в приемник. Рубка была набита доотказа. В этой маленькой комнатке сгрудились все участники экспедиции. Молоков, перегнувшись через плечо радиста, шопотом читал вслух каждое слово кренкелевской передачи. Эрнст радировал:
«88 Коля( на языке радистов - любовь и поцелуи) тчк все живы самолет цел тчк у Симы сгорела его основная машинка (как потом выяснилось - умформер) а у меня садились аккумуляторы тчк если связь прервется то вызывайте в полночь тчк будет служебная радиограмма».
Через минуту Кренкель выстукивал:
«Отто Юльевич еще пишет тчк слова его радиограммы подсчитай сам - мне некогда тчк сели в 11.35 хорошо тчк на прощальной радиограмме Сима потерял машинку тчк я быстро развернулся но подвели аккумуляторы тчк мировой лед восклицательный даю служебную радиограмму № 1».
Дальше шла радиограмма № 1 с Северного полюса, облетевшая весь мир: [108]
«В 11 часов 10 минут самолет под управлением Водопьянова зпт Бабушкина зпт Спирина зпт старшего механика Бассейна пролетел над Северным полюсом тчк для страховки прошли еще несколько дальше тчк затем Водопьянов снизился с 1750 метров до 200 зпт пробив сплошную облачность зпт стали искать льдину для посадки и устройства научной станции тчк в 11 часов 35 минут Водопьянов блестяще совершил посадку тчк к сожалению зпт при отправке телеграммы о достижении полюса внезапно произошло короткое замыкание тчк выбыл умформер рации зпт прекратилась радиосвязь зпт возобновившаяся только сейчас после установки рации на новой полярной станции тчк льдина зпт на которой мы остановились зпт расположена зпт примерно зпт в 20 километрах за полюсом по ту сторону и несколько на запад от меридиана Рудольфа тчк положение уточним тчк льдина вполне годится для научной станции зпт остающейся в дрейфе в центре Полярного бассейна тчк здесь можно сделать прекрасный аэродром для приемки остальных самолетов с грузом станции тчк чувствуем зпт что перерывом связи невольно причинили вам много беспокойства тчк очень жалеем тчк сердечный привет тчк прошу доложить партии и правительству о выполнении первой части задания тчк.
Начальник экспедиции Шмидт». [109]
Радиограмму немедленно передали в Москву, сами гурьбой повалили ужинать. Настроение было праздничное, возбужденное. На радостях качали Шевелева, Дзердзеевского и Алексеева. Хотели качнуть Молокова, но он сбежал. Легли спать в 2 часа ночи. Спали плохо. То один, то другой заходил в радиорубку узнавать, нет ли свежих вестей со льдины. Утром в 9 часов полюс передал первые сведения о погоде: давление - 761, температура минус 12, ветер западный от Гринвича, порывистый, туман, солнце чуть просвечивает, видимость один километр, слабый снег. Погода - явно нелетная. Дзердзеевский сделал карту № 1 с полярной станцией Северный полюс в центре, торжественно ее разукрасил и расписался.
Вечером Шевелев собрал совещание пилотов и штурманов, на котором тщательно обсудили план предстоящего полета к полюсу остальных кораблей.
Задача предстояла исключительно сложная. Нужно было не только достигнуть Северного полюса, но и найти где-то за ним точку размером 45 на 25 метров. Достаточно сравнить площадь Ледовитого океана с величиной самолета Водопьянова, чтобы понять всю трудность задачи. Особенно усложнял ее выход из строя радиостанции Иванова. Это значило, что радиокомпас для поисков бесполезен: диапазон кренкелевской радиостанции в приемные волны радиокомпаса не укладывался. На совещании выработали основные методы ориентировки, связи в полете, порядок старта, правила поведения каждого корабля в тумане, облаках, при аварии. Командиром летного отряда назначался Молоков, флагштурманом Ритсланд. [110]