На вершине мира
Шрифт:
В этот день погода начала несколько улучшаться и у нас, и на севере. В облаках появились просветы, проглянуло солнце. Головин приказал механикам греть моторы самолета. И Алексеев и Крузе сидели почти на одном меридиане. Это было очень удобно: когда будет дана зона радиомаяка Алексееву, ею сможет воспользоваться и Крузе. В пять часов вечера, заканчивая разговор с Жуковым, Шмидт попросил его передать Крузе, что Головин готовится к старту.
– Хорошо, сейчас передам, - ответил Жуков, и мы тут же в репродуктор услышали его бесстрастный голос: - Алло, алло, говорит самолет Алексеева. Вызываю самолет Крузе. Настраивайтесь: раз, два, три, четыре…
– Неужели
– удивился один из механиков. [199]
Да, это была Арктика. Но Арктика, побежденная большевистской техникой! Всего два десятка лет назад в этих местах разыгралась одна из самых тяжелых полярных трагедий. Суровые льды зажали судно «Святая Анна» и неумолимо тащили его на север. Как раз в том месте, где сейчас находился самолет Алексеева, штурман Альбанов с десятью спутниками покинули обреченный корабль и направились пешком к земле. Меньше 200 километров отделяло их от острова Рудольфа. Но лишь через два месяца страшного мучительного пути Альбанов вышел к островам архипелага и спустя еще месяц дошел до мыса Флора. Из одиннадцати человек в живых остались двое, остальные погибли в пути. А сейчас мы весело и шутливо разговариваем по радиотелефону с товарищами, и их голос слышен отчетливее и громче, чем при разговоре по московскому телефону.
В шесть часов вечера Крузе потребовал: «Дайте зону! Сейчас начинаю греть мотор. Через полчаса вылетаю».
Так начался большой летный день. Дальше операция развивалась четко, стремительно и красиво. Купол острова был скрыт в тумане, и мы видели, как из этого тумана вынырнул самолет Головина, пронесся над зимовкой и взял курс на север. Спустя четверть часа зазвучал репродуктор:
– Говорит самолет Алексеева. Пять минут назад над нами пролетел самолет Крузе. Встречайте его. Как дела?
– Головин вылетел к вам. Ждите. Попробуйте связаться с ним, - ответил остров.
Через пару минут мы опять услышали, как Жуков вызывал Головина:
– Алло, самолет Головина! Вас вызывает самолет [200] Алексеева. У нас погода хорошая. Высота облачности 500 метров. Слышите ли вы нас? Отвечайте!
Радиомаяк Рудольфа непрерывно отправлял сигналы в эфир, указывая самолету правильный путь. Мы сидели в рубке, напряженно ожидая посадки Головина и прилета Крузе. Неожиданно над островом раздался гул мотора. Все выскочили из дома. Описав плавный круг, самолет Крузе шел на посадку. Не успели мы пожать руки экипажу, как радист донес:
– Алексеев увидел Головина!
По радиотелефону Жуков сообщал:
– Головин кружит над нами, идет на посадку, сел, бегу навстречу…
Мы радовались мастерству товарищей, хорошей погоде, солнцу. В течение часа со льдины не поступало никаких сведений. Затем на всю рубку прогремел голос Шевелева:
– Алло, остров! Сейчас у нас аврал: перекачиваем бензин. Он какой-то особенно приятный, обладает на редкость вкусным запахом. Будем готовы через час. Работают экипажи обоих самолетов. Горючее сливаем из баков Головина в бидоны, перетаскиваем оные к нашему самолету и опрокидываем в свои баки.
В 23 часа заливка самолета Алексеева закончилась. Пустые баки заполнились полутора тысячами литров бензина. Спустя полчаса Шевелев потребовал зону для Головина. Летчик не хотел терять времени и, сделав свое дело, возвращался на базу. Вновь заработал маяк. Вновь все выбежали из здания и всматривались в светлый горизонт. Вот показалась точка, затем она превратилась в черточку. Уже виден самолет. Ближе, ближе. Слышен гул мотора. Головин планирует [201] и садится. Маяк продолжает работать: Алексеев уже в пути. И вот вновь
«Алло, алло! Передает самолет Алексеева. Подходим к острову, видим берег. Готовьте ужин, объятия, баню! Примите радиограмму «Правде».
«Последний корабль Северной воздушной экспедиции покидает Центральный район Северного Ледовитого океана. Видны берега архипелага. Скоро остров Рудольфа. Мы возвращаемся, чтобы накопленные знания и опыт, все силы и энергию отдать на благо нашей любимой родины. Мы уверены и твердо знаем, что наша партия, наше правительство, мудрейший из людей, любимый вождь товарищ Сталин пошлют по этому пути десятки, сотни кораблей. Мы будем счастливы, если нам опять окажут доверие и еще раз поручат трудное дело.
Экипаж самолета.»
Последний корабль экспедиции, возвращающийся из далекого воздушного плавания, величественно плыл над островом, описывая широкие круги.
На юг!
В течение следующих дней мы обследовали по радио весь берег материка от мыса Челюскин до Мурманска в поисках снега. Наши самолеты, стоявшие на лыжах, могли опуститься только на снежный аэродром. А снег на Большой Земле почти везде уже стаял. Последняя надежда была на Амдерму. Там кое-где в лощинах еще держался тоненький снежный покров. Однако тревожные [202] вести приходили и оттуда. Начальник рудника сообщил Шмидту, что снег тает, на избранном аэродроме появились плешины. Рабочие рудника на грузовиках привозят снег из других мест и заваливают эти плешины. Через несколько часов приходится привозить снова. Нужно было вылетать, и притом немедленно, иначе мы рисковали остаться на острове отрезанными от земли, ожидая прихода ледокола с колесами. Он мог пробраться сквозь льды и через две недели и через два месяца: все зависело от ледовой обстановки.
Механики уже давным-давно подготовились к старту. В полет отправлялось четыре самолета: тяжелые корабли Водопьянова, Молокова и Алексеева и машина Головина. Самолеты Мазурука задерживались на острове для того, чтобы в любую минуту можно было оказать помощь группе Папанина (ежели она потребуется). Для обслуживания самолетов оставались летчики Мазурук и Козлов.
Тщательно ознакомившись с метеорологическими сводками, Дзердзеевский сообщил, что погода на трассе неважная: придется лететь над облаками, под облаками и в тумане. Но ждать больше было нельзя, 15 июня Шмидт приказал готовиться к старту. Механики еще ночью выехали на аэродром. В восемь часов утра моторы всех самолетов уже работали. Водопьянов вместе с другими командирами обошел весь аэродром и возвратился хмурый, неразговорчивый. Весна добралась и сюда, снег стал рыхлым, липким, отрываться придется с невероятным трудом.
К флагманскому кораблю подошли тракторы и сдернули его с места. Самолет неохотно бежал по склону купола. Увяз в рыхлом снегу и возвратился. [203] Командиры злились. Водопьянов вновь вырулил на старт, снова бросил машину под уклон, она бежала страшно долго и, наконец, оторвалась от проклятого наста. На старт вырулил Молоков. Мы бежали по следам Водопьянова, спускались все ниже, но скорость была явно недостаточна. Стоило самолету встретить маленький бугорок, и стрелка указателя скорости немедленно никла. Когда до обрыва осталось всего 100-150 метров, Молоков повернул машину. Не выдержав чудовищного напряжения, закипели моторы. Пришлось остановиться, открыть капоты, охладить двигатели. Столь же печально окончилась попытка взлететь и у Головина. Алексеев отказался от старта, так как мы стояли на дороге.