На вершине мира
Шрифт:
– Слушай, Илья, - сказал он, волнуясь, - Василий Сергеевич готов в любую минуту к полету. Но ты пойми, что бензина у нас нет. Если он полетит к тебе, то придется одну машину бросить на полюсе. Все мы летчики, и ты летчик. Жалко, Илья, бросать живую машину! Попробуй взлететь один, не выйдет - что же делать, пошлем Молокова на разгрузку твоего корабля.
Взвесив все, Мазурук сообщил, что постарается взлететь самостоятельно, не снимая с корабля ни одного килограмма ценного груза станции. На горизонте появилась светлая полоса. Чистое небо приближалось. Край облачности шел от нас к Мазуруку. Сама природа помогала нам: между лагерем и аэродромом Мазурука лежала прямая воздушная дорога, размеченная облачными вехами. И в 5 часов 30 минут утра Аккуратов дал последнее сообщение:
– Все готово, моторы прогреты, сейчас взлетаем. Сматываю антенну. Слушайте нас в воздухе.
В лагере все расставлены по участкам. Каждой бригаде, состоящей из трех человек, поручено следить в бинокли за определенным сектором неба и сигнализировать о появлении самолета. Аэродром размечен красными флажками. По полю на лыжах носился Орлов, проверяя в последний раз снежный покров. Все радиостанции перешли на прием. Через полчаса Аккуратов информировал, что самолет в воздухе, [165] летит по курсу. Жуков немедленно начал работать на пеленг. Все напряженно всматривались в облачный горизонт.
– Вижу!
– заорал Трояновский.
Десятки биноклей устремились в указанную сторону. На горизонте выделялась, полнела, увеличивалась черная точка. Водопьянов зажег дымовую шашку. Огромные клубы черного дыма потянулись к небу. Самолет, идущий правее лагеря, повернул прямо к нам.
– Красота!
– радовался Водопьянов.
– Сейчас все будем вместе!
Всюду оживленные, радостные лица, веселые разговоры, смех, шутки. Самолет ближе, ближе. Вот уже слышен рокот моторов, Мазурук низко пронесся над лагерем, сделал два круга и блестяще сел. Мы все кинулись к самолету. Начались восторженные объятия и поцелуи. Все товарищи здоровы и выглядели прекрасно. Машина в полном порядке.
Мазурук рассказывал:
«Через 5 часов 45 минут после старта на Рудольфе штурман объявил, что мы находимся над полюсом. Для перестраховки я решил пройти прежним курсом еще десять минут - лучше быть за полюсом, чем не дойти до него. Зная координаты лагеря, мы развернулись налево, поискали немного, не нашли. Тогда я выбрал льдину и пошел на посадку. Сели хорошо. Экипаж сошел на лед. Мы выстроились, сняли головные уборы, спели «Интернационал», обнялись и водрузили на высоком ропаке красный флаг. Аккуратов немедленно стал определяться, где мы находимся. Остальные отправились осматривать льдину. Ее длина - километр, ширина - 700 метров. Кольцо мощных торосов, обрамляющих поле, свидетельствовало о большой прочности [166] льдины. Однако вся она была покрыта неровностями, ропаками, надувами, мешающими взлету. Предстояла длительная, тяжелая работа по созданию аэродрома. Зачехлили моторы, разбили палатки, достали инструменты, и началась лагерная жизнь.
Мы провели на этой льдине десять дней, каждый из которых был доотказа заполнен работой. Особенно много сил и энергии отняли расчистка аэродрома и радиосвязь. Экипаж был небольшой - всего шесть человек. Специального радиста у нас не было, поэтому в первые дни никак не удавалось связаться с лагерем. В довершение всего порвался ремень на моторе. Мы пробовали сшить новый из постромок, парашютных лямок, изрезали даже пару голенищ болотных сапог. Ремни непрерывно рвались, причиняя огорчение всему коллективу. В немногие свободные часы развлекались, Тимофеев пел арии из «Роз-Мари» и «Баядерки».
Нас было очень немного - всего шесть человек, но мы чувствовали себя целым отрядом. И вот мы здесь - живые, невредимые, бодрые, со всем грузом, доверенным нашему коллективу.
Ваш лагерь найти было довольно трудно. На протяжении каких-нибудь 100 километров нам пришлось пересечь около 70 градусов. Труден был и взлет. Однако все обошлось удачно. Сверху ваш лагерь выглядит большим населенным пунктом…»
Закончив свой рассказ и ответив еще на несколько вопросов товарищей, Мазурук ушел в палатку и немедленно уснул как убитый. Его спутники вместе с зимовщиками принялись за разгрузку самолета. Прежде всего вытащили пресловутую гидрологическую лебедку, и Петя [167] Ширшов сразу взялся за ее монтаж. Он хотел как можно скорее измерить глубину океана.
Задрав хвост, по льдине носился привезенный Мазуруком пятый член дрейфующей зимовки - пес «Веселый». Все ему казалось новым, приятным, соблазнительным.
Днем Ритсланд поймал зазевавшуюся знаменитую пуночку. Она забралась в одну из многочисленных пустых консервных банок поклевать остатки, и тут-то зоркий штурман ее и накрыл. Алеша с торжеством принес свою добычу в палатку. Вдруг снаружи раздался гневный хозяйский голос Папанина:
– Ты чего чужих кур воруешь?
– А ты не распускай свою фауну по всему полюсу, - обиженно ответил штурман, отдавая птицу.
Погрозив кулаком, Папанин унес пуночку в свой дом. Там она и обосновалась. Участники экспедиции гурьбой ходили смотреть на вещественное доказательство существования жизни на полюсе.
– А может быть, держать пуночку в доме - мещанство?-ехидно спросил Матвей Козлов.
– Пуночка ведь это что-то вроде канарейки!
Сегодня Шмидт созвал в своей палатке командиров кораблей и поставил на обсуждение вопрос об обратном пути.
– Сколько в баках бензина?
– спросил начальник экспедиции.
– Четыре тысячи семьсот литров. Должно хватить до Рудольфа, - ответил Водопьянов.
– Четыре тысячи сто литров. Хватит, - заявил Молоков. [168]
– Три тысячи сто пятьдесят литров, не хватит, - ответил Алексеев.
– Три тысячи четыреста литров, мало, - сказал Мазурук.
Шмидт подсчитал: итого 15 350 литров. Около 600 литров нужно оставить зимовщикам. Для того чтобы спокойно лететь и не оказаться в открытом море перед островом без горючего, каждая машина должна иметь на взлете в своих баках не меньше 4200 литров. Следовательно, все машины долететь не могут. Есть два варианта: оставить одну машину на полюсе, а остальным лететь на Рудольф; и второй вариант: лететь всем сразу, двум машинам сесть примерно на 85-й параллели, двум продолжать путь до острова. Севшим кораблям бензин будет доставлен с острова при первой летной погоде. Начальник экспедиции предложил командирам высказать свое мнение.
Алексеев. Во время полета к полюсу я внимательно присматривался к состоянию ледового покрова. Полоса хороших аэродромов началась с 84-й параллели. Я считаю вполне возможной посадку тяжелого корабля на 85-м градусе. Поэтому высказываюсь против оставления машины здесь.
Молоков. Я голосую тоже за посадку. Нельзя бросать целую хорошую машину. Никто нам никогда этого не простит. Да и какой командир согласится оставить свой корабль на полюсе и лететь дальше пассажиром?