На вершине мира
Шрифт:
– Нашли рядом хорошее поле. В крайнем случае перенесем лагерь туда.
Изучая и наблюдая характер дрейфа, Шмидт сделал вывод, что льдину вынесет к берегам Гренландии. Это ее предположительный путь. Но не исключена возможность, что какое-нибудь встречное течение повернет весь окружающий ледовой массив в другую сторону, куда - сказать сейчас невозможно. Скорость дрейфа значительна, но, выраженная в абсолютных цифрах, невелика.
С Мазуруком разговариваем по нескольку раз в день. Нас разделяет всего сто километров. Но мы не можем соединиться - такова Арктика. Ходим сумрачные. Невольно вспоминается лагерь челюскинцев. Их лишь 170 километров отделяло от берега, но понадобилось два месяца, чтобы самолеты доставили челюскинцев к мысу Ванкарем. Погода непрерывно ставит нам палки в колеса.
Пользуясь некоторым затишьем оперативной радиопереписки, я передаю довольно много материала в «Правду». Пишу сам, пишут другие участники экспедиции. Стараемся излагать свои мысли коротко, лаконично, тезисно. Порой наши корреспонденции напоминали просто набор заголовков. Навстречу им с материка несся радостный поток приветствий, поздравлений, пожеланий. Вся страна вместе с нами радовалась успеху экспедиции. И за каждой телеграммой мы чувствовали огромную заботу и ласку могучего советского народа. Мы знали: где бы и что бы с нами ни случилось, родина придет нам на помощь. Это сознание вызывало гордость и неподдельное волнение. [155]
Ночью, перед сном, я зашел в самолет. Стромилов передавал в Москву бесчисленные частные радиограммы участников экспедиции, благодарности за внимание, приветы, поцелуи, объятия. На камбузе сидел Орлов и строчил радиограмму.
– Сын у меня должен родиться в июле, - сказал он мечтательно, - хорошо бы успеть к этому сроку.
3 июня - девятый день на полюсе
Альтиметр ушел под землю. Стрелка показывала, что мы находимся на 50 метров ниже уровня моря. Мы отчетливо знали, что живем выше уровня моря, но что же случилось с этим точным, испытанным прибором? Жуков объяснил:
– Давление растет и отклоняет стрелку прибора влево. Значит, будет хорошая погода.
Жизнь в лагере не утихала ни на миг. Казалось бы, все уже сделано. Научная зимовка в основном подготовлена. Дрейфующая станция оборудована, самолеты разгружены. Но неутомимые полярники ежеминутно находили себе работу, механики в десятый раз осматривали механизмы воздушных кораблей, и хотя все оказывалось в образцовом порядке, они продолжали что-то чистить, подкручивать и поправлять.
Только что в палатку вбежал взволнованный Ширшов и сообщил сенсационное известие. Он и Федоров видели, как над широкой трещиной мимо лагеря пролетел чистик - водяная птица. Ни один из полярных исследователей, добиравшихся до широт, лежащих близко к полюсу, никогда не встречал признаков жизни. Они не видели ни птиц, ни зверей. И в науке безраздельно [156] господствовало мнение, что на полюсе нет никакой жизни, что его воды и льды бесплодны и необитаемы. Но мы видели и слышали несколько дней назад пуночку, сегодня обнаружили присутствие второго живого существа. Папанин, торжествуя, обещает вернуться в Москву со шкурой полюсного медведя.
На всех кораблях подробно обсуждались планы обратного перелета. Самолеты наши - на лыжах, колеса оставлены в Нарьян-Маре. А без них мы не сможем в летнее время совершить посадку на Большой Земле. Днем Шмидт распорядился по радио о посылке навстречу ледокола с колесами. Шевелев и Гутовский обошли поочередно все корабли, спрашивая, что кому привезти с ледоколом? Механики жадно заказывали уйму всяких запасных частей, которые наверняка не понадобятся им никогда в жизни, но таково уже сердце наших технических хозяйственников. Они желали иметь в своем распоряжении все, на все случаи жизни. Шевелев весело выслушивал их нескончаемые просьбы, исписал заявками целые тетради, а вернувшись к себе в палатку, составил лаконичную заявку:
«Пришлите четыре пары колес зпт восемьдесят тонн бензина зпт пять тонн масла зпт козлы для установки колес зпт пятьдесят летних комбинезонов и шлемов зпт газеты зпт фрукты зпт овощи тчк привет Шевелев».
Мазурук сообщил, что в результате теплой погоды его аэродром раскис. Пилот снова опасается, что на перегруженной машине ему взлететь не удастся. Поэтому настойчиво просит прислать самолет Молокова, который снимет с борта машины Мазурука часть груза и облегчит таким образом старт с небольшого аэродрома.
Молоков начал готовиться к вылету. [157]
– Какой ветер?
– спросил он у своего штурмана.
– С носу, - ответил Алексей, - а страну света не знаю.
Ширшову не терпится произвести океанографические исследования. До сих пор они тормозились отсутствием глубоководной лебедки, которая находится на самолете Мазурука. Сегодня Ширшов начал ладить самодельную лебедку. Он водрузил на нарты барабан с тросом, прикрепил к нему рукояти, устроил тормоз, установил счетчик. Завтра Петр Петрович рассчитывает взять на полюсе первую гидрологическую станцию. Все с огромным интересом следили за подготовкой к этой работе, помогали Ширшову, чем могли.
Кренкель и Стромилов изнывают от желания связаться по радио с любителями-коротковолновиками. Оба они жадно слушают носящиеся в эфире фразы и вызовы любителей Англии, Америки, с почтением отмечают, что самолетные приемники улавливают даже позывные коротковолновиков далеких Гавайских островов.
– Вот улетят самолеты, - мечтательно говорил Кренкель, - тогда уж я вволю наговорюсь с радиолюбителями всего мира.
Сегодня наша льдина прошла черту 89-й параллели. Нас несет к югу. Наконец-то появились все страны света. В нашем распоряжении снова и север, и запад, и юг, и восток. По всем этим четырем направлениям неутомимо носится кинооператор экспедиции Марк Трояновский. Полюс, лагерь, палатки, люди - какая это великолепная тема для съемки. Большой аппарат Трояновского стоит всегда наготове под открытым небом в центре лагеря. Сам он колесит вдоль и поперек полюса с ручным аппаратиком [158] и снимает безустали, проявляя работоспособность, которой завидует даже вечно движущийся Папанин. Кстати, у Трояновского с Папаниным особые отношения. Марк всюду ходит за Иваном Дмитриевичем, смотрит на него умильными глазами и что-то доверительно шепчет на ухо. Первые дни Папанин категорически мотал головой. Затем начал прислушиваться внимательнее. Эти тэт-а-тэты завершились тем, что оператор получил-таки от Папанина 780 метров пленки. Взятую с собой пленку Трояновский давным-давно израсходовал.
4 июня - десятый день на полюсе
Проработав всю ночь, Ширшов к утру закончил изготовление своей доморощенной лебедки. Утро, как указывалось уже раньше, понятие здесь весьма относительное. И днем и ночью солнце гуляет по горизонту на одной и той же высоте. Так бывает лишь здесь да на Южном полюсе. Право, стоит доехать до верха земного шара, чтобы наблюдать это изумительное явление! Так вот, ранним утром мы впряглись в нарты и отвезли их на край ближайшей трещины. Она напоминала небольшую дачную речку весьма причудливых и ломаных очертаний. Ледовые берега возвышались над водой, примерно, на метр. Там и сям высились беспорядочные нагромождения торосов. Свалив, с помощью друзей, два-три тороса в воду, Трояновский построил плавучий мост, перескочил по нему на противоположный берег и снимал оттуда необыкновенное зрелище.
Начиналась первая гидрологическая станция в районе Северного полюса. Священнодействуя, Ширшов прицепил к тросу первый батометр, проверил его термометры и скомандовал: [159]
– Трави!
За барабан лебедки сел Василий Сергеевич Молоков. Он медленно и осторожно опускал прибор в океан. Вода была спокойной, темноголубой, исключительно прозрачной. Счетчик отметил 50 метров, а мы все еще видели блестящее рыльце батометра. Молоков травил метр за метром. Счетчик показывал 100… 150… 200… 250… Гидролог остановил вращение, прицепил к тросу второй батометр. Еще через 250 метров под воду ушел третий прибор, и наконец, - четвертый. Следом помчался посыльный груз - почтальон. Достигнув прибора, он опрокидывал его, термометры фиксировали температуру воды своего уровня, приборы закрывали доступ иной воде.