На воле
Шрифт:
— Кажется, все действующие лица в сборе, — торжественно произнес Колян. — Чует мое сердце, что нас ожидает интересное представление. Не дергайся, Федор!.. Отсюда можно выбраться только в разобранном состоянии.
Как бы в подтверждение его слов зловеще брякну ла на закрывшейся двери стальная цепочка.
Пространство вокруг Угрюмого замкнулось. Теперь о н прекрасно понимал, что чувствует мышь, оказавшись наедине с голодной кошкой.
— Колян, ты о чем, в натуре?
Угрюмый сделал над собой усилие и попытался выглядеть браво: голос его зазвучал неестественно
— А о том, мой разлюбезный друг, что сейчас мы будем тебя убивать, — буднично произнес Колян. Тем не менее фраза показалась не просто угрожающей —
л
от нее повеяло загробным холодом, как от свежевырытой могилы. Федору показалось, будто потолок начал медленно опускаться.
— За что, Колян? — хмуро поинтересовался Федор.
В подобной ситуации бодрый тон был так же неуместен, как сальный анекдот у гроба покойника. Самое скверное состояло в том, что страх парализовал лицевой нерв, теребя веко и превращая улыбку в жалкую гримасу.
— Надька! — позвал Радченко жену. — Иди сюда, муж зовет.
Надежда приблизилась. Лицо у нее было белым, как первый снег.
— Да, Коля.
В голосе никакого сознания вины — обычная покорность покладистой жены перед строгим супругом.
— Что же это ты, хозяюшка, гостей не привечаешь? Они ведь и обидеться могут. Неси сюда все, что в холодильнике есть.
— Сейчас, Коля, — с явным облегчением сказала Надежда.
Радченко сел на свободный стул. Горыныч, не скрывая злорадства, вытолкнул обеими руками Угрюмого на середину комнаты. Дружеское обхождение осталось за порогом квартиры. Серый с Кротом уселись на диванчик, а Цыган устроился у самого входа на низенькой кушетке.
— Теперь-то, наверное, жалеешь, что меня не убил? — сочувственно поинтересовался Колян.
Цыган беззлобно хихикнул, Крот с Серым только слегка покривились. Лицо у Горыныча превратилось в маску, как и положено палачу, привыкшему исполнять не слишком почетную, но очень нужную работенку.
Вошла Надежда. В руках она держала поднос с закуской. Никаких гастрономических изысков — колбаса, сыр, ветчина, несколько пустых рюмок. Из груды фруктов торчала огромная бутылка водки с какой-то иноземной наклейкой на запотевшем боку.
— Мне кажется, я чего-то не понимаю. Объясни, Колян, что ты хочешь этим сказать? — медленно спросил Угрюмый.
Надежда неслышно расставила все принесенное на столе и уже хотела уйти, как вдруг Колян зацепил супругу двумя пальцами за коротенькое платьице и сказал:
— Тебя это тоже касается, ненаглядная моя. Останься!
Надежда поспешнее, чем следовало бы, села на стул и обреченно посмотрела на мужа.
— Напомню кое-какие факты из своей биографии, — Колян сделал небольшую паузу и посмотрел на Угрюмого. — Когда-то мне пришлось учиться в специальной школе, где нас помимо всего прочего обучали умению устанавливать подслушивающую аппаратуру. Не желаю иметь от вас никаких тайн: о вашем последнем разговоре мне поведал маленький «клопик», установленный усамой кровати. Так что ты, Надежда,
— О Господи! — воскликнула Надежда и закрыла лицо руками.
— Ты о чем-то сожалеешь, моя радость? Ничего Страшного, здесь все свои люди. Разве они способны причинить тебе какой-нибудь вред?
Надежда всхлипнула.
— Ну как же тебя успокоить, моя любовь? Что же такого предпринять, чтобы ты не плакала? Может, ты мне подскажешь, Цыган?
— Ну… — пожал тот неопределенно плечами.
— Ты очень красноречив, Цыган. Я согласен с тобой, абсолютно верно! Моей женушке не хватает именно этого. Вот что, ребятки, давайте утешьте мою женушку все хором. Мужа-то одного ей мало было, так пяток мужиков в самый раз будет.
— Коля, Боже мой, как ты смеешь!
— Смею, дорогая. Потому что имею на тебя право. Во всяком случае, в паспорте у меня стоит печать, что ты моя собственность.
Колян повернулся к Угрюмому:
— Ну как, Федя, хороша моя жена в постели?.. Молчишь? Впрочем, вижу, что ты ее одобряешь. Тогда вопрос: к нашему паровозу желаешь свой вагон прицепить? Эх, чувствую, ребятишки, что нас классное развлечение ожидает. Люблю кураж — ничего с собой поделать не могу! Кстати, Угрюмый, а ты каким способом мою жену любил? Сверху, снизу или, может быть, бочком?
— Послушай, Колян, к чему заводить весь этот никчемный балаган? Если хочешь меня пристукнуть, так сделай это побыстрее. Чего тянуть?
— Крот, откупорь пузырек, что-то без водочки совсем не думается, — произнес Радченко.
Крот послушно поднялся, ковырнул ножом пробку, и она весело покатилась в самый угол комнаты. Крот уверенно разлил водку в расставленные рюмки.
— А чего ты покойничку-то не нальешь? — оскорбился Колян. — В последний раз ведь водку пить будет.
— А дальше что, Колян? — хохотнул Горыныч.
— Потом вы его разрубите на куски и вынесете в чемоданах куда-нибудь на пустырь, а там бродячие собаки его сожрут с аппетитом. Угрюмый, как ты считаешь, твоим мясом собаки не отравятся?
— Колян, я понимаю, что был не прав, но у меня и в мыслях не было убивать тебя, — сделал Угрюмый шаг вперед.
— Стоять! — ткнул Горыныч стволом пистолета под лопатку Угрюмому.
— Ты бы, Славик, поосторожнее с нашим бывшим коллегой, так ведь и веселье наше можно испортить. Что же он будет делать с продырявленным боком? А потом кровища хлынет, тоже дополнительные хлопоты.
Колян взял со стола рюмку и стал с прищуром разглядывать радужные переливы света в граненом стекле.
— Мы с тобой поступим очень грамотно. Стукнем тебя по темечку чем-нибудь тяжелым, отнесем в ванну и там разделаем, как поросенка.
Сидевшие на диване Серый и Крот дружно захохотали.
Колян опрокинул стопку водки в рот, положил на хлеб толстый пласт ветчины и с аппетитом откусил большой кусок.
— Ты прямо как чужой стоишь, Федор, — обиженно поджал губы Колян. — Оглянись вокруг, здесь же все свои. А может, ты Надьки стесняешься?