На волнах Приморья

Коровин Дмитрий

А над красными крышами коттеджей, в попытке продырявить облака, в небо упиралась телебашня; справа высилась гора, венчанная смотровой площадкой, под горою станция фуникулера. Туда теперь Никита и направился, нырнув в тоннель, чтобы опять оказаться на лестнице. Прибрежный Владивосток был многоуровневым, здесь все располагалось уступами, то вниз, то вверх. Вот и сейчас молодому человеку нужно было решить, спускаться через 368 ступеней, или за 11 рублей прокатиться с комфортом в вагончике фуникулера.

Замедлившись у гранитной стены, молодой человек посмотрел на бухту: корабли, катера, яхты; стрелы кранов, рассыпанные вдоль набережной, и башни многоэтажек на другом берегу, утопавшие в зелени. Туда пошел его пятнадцатый автобус –

символ пригодности к чему-то важному, подтверждавшему правильность курса в недалекое и верное будущее. Еще один, последний год и мир перестанет казаться забавным. Нужно будет вкалывать, строить карьеру, а лучше не ждать и уже к осени подыскивать постоянное место. В любом случае оно станет более респектабельным и прибыльным, в отличие от эпизодичных подработок в порту, скромные вбросы от которых едва покрывали личные расходы.

Но Никита не желал сегодня думать об этом, он слишком был серьезен для подобной ерунды. В мире существовали вещи куда более важные, и ему просто хотелось выговориться кому-то, кто смог бы понять, успокоить, подсказать, а в случае отсутствия ответов, принять участие в поисках. Современный, но не глупый человек, молодой, но глубокий. Такого в окружении Никиты, к сожалению, не было.

Друзья по школе разлетелись и исчезли. Одни уехали в Москву и Питер, пробуя себя в столичных институтах, другие не уезжали, пытаясь найти свое место в родных городских стенах. Кто-то связал свою жизнь с торговым флотом и горным делом, а кто-то искал себя в более востребованных и престижных профессиях, вроде экономиста, менеджера или бухгалтера, как Никита. Две девочки даже поступили во ВГУЭС на факультеты сервиса, но попадались на глаза лишь пять-шесть раз за полугодие. Все отдалялись, становились прошлым. Впрочем, нельзя сказать, что их класс был дружным. После девятого его смешали, как солянку из нескольких, и за два года эта многоликая, разнохарактерная куча единой так и не стала. Редко кто звонил Никите, редко им звонил и он, а при мимолетных встречах все ограничивалось слабым рукопожатием, да привычным, но притворным возгласом "как жизнь?" – вопросом, не требующим ответа, потому что задающего он не интересует.

Привычное школьное поведение, как это было не странным, Никита сохранил и в университете. Так до конца не поняв, что значит студенческое братство, он полностью погрузился в науку, занимая свободное время Интернетом, книгами и редким посещением тренировки по кудо², которым ранее, в старших классах школы, занимался упорно и продолжительно. После первого курса, когда ленивые и невезучие были отчислены, а остальные члены группы, благодаря не частым посиделкам и редким вечеринкам, наконец, смогли притереться друг к другу, оставалось выбрать кого-то близкого по духу. Для Никиты таким человеком стал Леонид Зуборев. Но опять же, за приделами учебных стен, между ними мало что происходило. Леонид был общительным, Никита замкнутым; первый чрезмерно любил женский пол и спиртное, второй избегал случайных связей и почти не пил. Они и сошлись-то совершенно случайно, зацепив друг друга общей темой. Два года назад Леонид приобрел себе мотоцикл, а у Никиты он был, оставшись в наследство от отца. Так, слово за слово, они и подружились, проводя теплые месяцы в седлах и зарабатывая в каникулы на запчасти. Никита и права получил лишь благодаря уговорам Леонида, потому что подобный транспорт его не сильно привлекал и был опасен, а из-за недостаточного опыта вождения попросту пугал. Минусом служило и то, что при первом же выпавшем снеге с мотоциклом приходилось расставаться, возвращаясь к городскому транспорту.

Упомянутая девушка Никиты, с которой он встречался полтора года, незаметно испарилась, как пар из носика остывающего чайника. Будучи студенткой Дальневосточного федерального университета, она нашла Никиту на осеннем молодежном празднике. Никита ей

понравился манерами и внешностью, но отпугнул своим внутренним миром, оказавшимся слишком запутанным для нее. Долго она разматывала этот клубок, но на первом же узелке бросила и сбежала, чему Никита откровенно порадовался, давно поняв, что они разные люди и что кроме постельных утех их ничего, по сути, и не связывает.

Полгода Никита не мог завести никаких отношений. Не мог? Скорее не хотел, понимая, что не выдержит очередного разочарования. Не хотел до сегодняшнего дня, когда прекрасный, чистый взгляд кареглазой Кристины прямыми лучами не ранил его в самое сердце.

О ней студент и думал, заходя внутрь синего вагончика с треугольным значком "ВРЗ-1".

– Внутрь Романтики Заходят в одиночку, – прошептал Никита, своеобразно расшифровывая аббревиатуру и пытаясь представить Кристину, вдруг вошедшую следом.

Что бы он сказал ей сейчас? Что наконец-то закончился учебный год, а погода не обещает нас радовать? Пустой бред. Спросил бы, куда она поедет отдыхать и где уже была ранее? Пресная муть. Предложил бы прямо повстречаться без каких бы то ни было надежд и расчетов на дальнейшее? Приторная чушь. Первый этап ты выдержала с блеском, этап второй – сколько ты могла бы держать меня за руку? Почему бы и нет! Главное оригинальность, ну хоть какая-то. От взгляда к прикосновенью, от прикосновенья к поцелую, от поцелуя… Как же! Размечтался!

Вагончик дернулся и заскользил по склону Орлиной сопки, заставляя молодого пассажира переменить тему размышлений.

"И почему фуникулер не работает ночью?" – думал Никита, уткнувшись взглядом в стекло. – "Сползал бы медленно в сиянье шарообразных ламп, а в темных окнах городской пейзаж и бухта зажигалась бы огнями, с гудками грустными проходящих под мостом судов".

В сладкой дымке фантазий вагончик быстро доставил Никиту на Пушкинскую улицу, и строгий взгляд девушки-машиниста с волевым подбородком заставил немногочисленных пассажиров выйти. На этой улице, в доме под номером шесть, на девятом этаже и жила семья Садаковых, состоявшая из двух человек – матери и сына. Окна двухкомнатной квартиры выходили на набережную, а за невысокими старинными постройками Светланской улицы был хорошо виден Золотой мост, и бухта распростерлась как на ладони, даря смотрящим надежду на лучшее.

Тесная дорога с рядами припаркованных автомобилей на еще не разбитом асфальте довела молодого человека до родной кирпичной стены красной многоэтажки, утопавшей, будто во рву. Никита повернул на мостик, трапом перекинутый к подъездной двери, дошел до середины и, облокотившись на перила, плюнул вниз.

Домой не хотелось. Посвежевшая голова и разгулявшиеся ноги требовали продолжения, однако желудок быстро убедил их в обратном, настырно проурчав. Ему хозяин и подчинился, спустя какие-то минуты, оказавшись на кухне уплетающим холодный обед, не разогретый по вине разбушевавшегося голода и молчаливой лени. Свежий воздух и унылая погода сделали свое дело, а утром, из-за волнения по предстоящему экзамену, Никита не мог затолкнуть в себя даже маленький бутерброд. И вот теперь желудок сыт, голова спокойна, тело расслаблено. Осталось удовлетворить лишь сердце, вот только с ним на порядок сложнее. Если мысли можно подчинить, то чувства никогда. И к молодому человеку вновь возвратился образ загадочной Кристины Максеевой.

– Вот привязалась, – проворчал Никита, выходя на балкон и, не успевая оглядеть окрестности, был отвлечен сигналами сотового телефона.

– Могу поздравить? – раздался в трубке голос матери.

– Да, – ответил Никита. – Четыре.

– Молодец, хотя я почему-то была уверенна…

– Как и я! – резко перебил сын. – Но, видимо, в некоторых случаях куда важнее удача.

– Поел?

– Конечно.

– Тогда до вечера.

– До веч…

– Деду позвони! – отрубил женский голос, будто в отместку. – Он сильно за тебя волнуется!