На войне и в тылу — по-фронтовому
Шрифт:
Я прочел в «Красной звезде» корреспонденцию Константина Симонова «Части прикрытия». В ней есть такие строки:
«Военный язык лаконичен. В приказе сказано — задержать противника. Но слово «задержать» в нашей армии значит — задержать во что бы то ни стало, слово «драться» в нашей армии значит — драться до последней капли крови.
Части прикрытия — это значит части, которые приняли на себя первый удар врага, первыми прощупали его стратегию, тактику, первыми на ходу, во время боя, научились новым приемам борьбы с ним.
Они задержали врага, они совершали иногда дорого обходившиеся
Да, первый боевой опыт бронепоездов имел огромное значение для всех нас. Мы тщательно изучали его, готовясь к новым боям. Но главный вывод вот в чем: бронепоезда в современной войне могут действовать эффективно и наносить тяжелые удары по врагу.
Всем нам казалось, что вот-вот подоспеют к линии фронта резервы и положение стабилизируется. Но в начале июля вернулся в Брянск один из сформированных нами бронепоездов, разбитый и истерзанный. Оказалось, что сражался он под Смоленском. Смоленск горит. Дорогой моему сердцу город, где прошли мои школьные годы, где начал свой трудовой путь.
Древний, славный город Смоленск воюет, он встал на пути фашистских полчищ. И, пожалуй, не было среди нас, политработников, ни одного, кто в эти тяжкие дни мыслями не возвращался в 1812 год, когда там же, на смоленских возвышенностях, велось ожесточенное сражение с наполеоновскими войсками. Видимо, потому в моей фронтовой планшетке вместе с другими вырезками из июльских газет сорок первого сохранилась вот такая цитата из дневника поэта-партизана Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова:
«Огромна наша мать-Россия. Изобилие средств ее дорого уже стоит многим народам, посягнувшим на ее честь и существование, но не знают еще они всех слоев лавы, покоящихся на дне ее. Еще Россия не подымалась во весь исполинский рост свой, и горе ее неприятелям, если она когда-нибудь подымется!»
Немецкие самолеты бомбили Брянск. Пришлось отбиваться от фашистских стервятников и нашим бронепоездам.
Километрах в десяти от Брянска, в самой гуще леса, находился штаб Брянского фронта, которым командовал генерал-лейтенант А. И. Еременко. Здесь же и Политуправление фронта. Командир полка майор П. Бончев, начальник штаба капитан А. Процанов, батальонный комиссар И. Жорин и я были вызваны в штаб. Там нам обрисовали положение.
Мелкие подвижные группы партизан в августе сорок первого действовали в районе Жуковки. Немцы выбросили впереди своих наступающих частей парашютный десант с танками, орудиями, минометами и зажали в кольце партизанские группы.
И вот боевой приказ полку: бронепоезду пробиться к партизанам и помочь вырваться из окружения. Бронепоезд повели командир младший лейтенант Кобызев и комиссар политрук Мельников. Комиссар полка решил, что с бронепоездом выеду и я.
— Экипаж сформирован из молодых бойцов, опыта у них нет, — сказал мне Жорин. — Надо помочь политруку Мельникову.
Как и все бойцы и командиры бронепоезда, я аккуратно вложил в левый кармашек брюк маленький железный цилиндрик — с именем, фамилией, группой крови, номером полевой почты.
Около полуночи бронепоезд
И вот мы среди партизан — хозяев Брянского леса. Вместе с командиром и комиссаром бронепоезда иду за проводником. Входим в бревенчатую избу. Нас встречает командир группы — мужчина средних лет, гладко выбритый, одетый в военную форму. Глаза его радостно поблескивают.
— В самый раз прибыли, в самый раз. Ну, не будем времени терять. Прошу…
Он показывает на карте расположение противника в лесу. Условились: ночью бронепоезд обстреляет фашистов, наведет панику, а партизаны будут бить их на дорогах.
В полночь, после разведки, бронепоезд выезжает из леса на открытую позицию. Кобызев командует:
— Приготовиться! Огонь!
Снаряды понеслись на немецкие артиллерийские позиции, на скопления вражеских войск. Чтобы уничтожить бронепоезд, враг направил танки, авиацию. Начала обстрел немецкая тяжелая артиллерия.
— Маневрировать! — приказал командир.
Новый взрыв. Запахло порохом, дымом, в ушах зазвенело. Бронепоезд остановился. Люди в бронеплощадке несколько минут сидели в оцепенении. Чей-то котелок метался по настилу, громыхая и прыгая. Я поднял его, положил на санитарные носилки, подошел к телефону.
— Что случилось, командир? — впрочем, никому уже не надо говорить, что случилось, все ясно: — Путь разрушен? Стало быть, так: с ремонтной бригадой пойду я. Согласен? И комиссар пойдет? Ну вот и хорошо.
Всю ночь восстанавливали путь. Пришлось дважды отражать атаки диверсионных групп противника. А под утро немцы предприняли еще одну попытку атаковать ремонтников. Бой был коротким и жестоким. Бронепоездники ударили так неожиданно и с такой отчаянной решимостью, что немцы дрогнули и бросились назад, беспорядочно отстреливаясь.
Только на рассвете бронепоезд двинулся вперед. Я по-прежнему сидел в первой бронеплощадке. Чтобы как-то побороть сон, начал перебирать документы убитого немецкого лейтенанта. С трудом удалось разобрать его письмо какому-то «господину директору»: «Мы сомкнем через Брянск и Тулу за Москвой последнее кольцо вокруг Советов. Вы будете почти удивлены, что я вам все так открыто рассказываю. Но это действительно так, и когда вы получите это письмо, все то, о чем я пишу, станет действительностью».
На какую-то долю секунды перед глазами всплыла картина: офицер лежит, уткнувшись лицом в мох. «Последнее кольцо», — перечитал я. Мы вам, гады, покажем «последнее кольцо».
Сделав свое дело, бронепоезд на полном ходу вырвался из зоны действия немецкого огня. В лесу собрали экипаж и благодарили за смелость, за героизм, беззаветную преданность Родине.
На следующий день к нам в полк, в Брянск, приехал корреспондент фронтовой газеты «На разгром врага» старший политрук Иосиф Уткин. Комиссар полка Жорин тут же переадресовал его мне: он всех журналистов, которые приезжали в полк, старался направить ко мне.