На войне и в тылу — по-фронтовому
Шрифт:
С поэзией Иосифа Уткина я был знаком и любил ее. Его «Повестью о рыжем Мотэле» зачитывались в школе. А о его стихотворении «Гитара» очень много спорили. Мне нравилась уткинская романтика: основу ее составляли суровость и мужество, готовность к подвигу.
Поэта я впервые увидел в году двадцать восьмом, в Москве. Работал я на заводе «Каучук» и готовился к поступлению в Институт стали. Уткин, Жаров и Безыменский, популярные комсомольские поэты, отправились тогда «галопом по Европам» (так они озаглавили свои очерки в «Комсомольской правде»). Гостили в Италии, в Сорренто у А. М. Горького. И, вернувшись в Москву, выступили
После этой встречи я стал частым гостем в литературном отделе «Комсомольской правды», который возглавляли Иосиф Уткин и его помощник Джек Алтаузен. Здесь можно было увидеть Михаила Светлова, Александра Безыменского, Александра Жарова, начинающего Виктора Гусева. И нашего кумира Владимира Маяковского.
И вот — новая встреча с Иосифом Уткиным. На станции Брянск-первый у площадки бронепоезда стоял высокий, с отменной выправкой старший политрук. Из-под козырька офицерской фуражки с красным околышем выбивался на лоб каштановый чуб. Да, это уже был совсем не тот Уткин, который, как говорили в мои школьные годы, был похож на молодого Байрона.
Поздоровались. Уткин спросил:
— Мне батальонный комиссар Жорин сказал, что вы в прошлом журналист, верно?
— Верно.
— Где работали?
— В «Магнитогорском рабочем». А потом был инженером-металлургом.
— В армии по мобилизации?
— Нет. Я в полку с тридцать девятого.
— Значит, войны успели хлебнуть?
— Пришлось.
— Были у партизан, говорят?
— Был.
— Расскажите. Со всеми подробностями — хочу написать для фронтовой газеты.
Я улыбнулся.
— Вы чего улыбаетесь?
— Иосиф Павлович, а ведь я вас раньше видел и слышал, в Москве, после Европы.
— Вот как, — оживленно сказал Уткин. — Ну, и как?
Вспомнили о литературном отсеке «Комсомольской правды», о жарких литературных спорах, о поэтической публицистике и сатире Владимира Маяковского.
Говорю Уткину:
— Будь другая обстановка, прочел бы отрывки из «Поэмы о рыжем Мотэле». Да, пожалуй, и «Гитару» не забыл.
— Спасибо. Но сегодня нам не до гитар. Давайте о партизанах.
Не думал и не гадал, что буквально через несколько дней вновь, и уже в последний раз, встречу Иосифа Уткина на передовой под городом Почепом. Здесь готовилось наступление — прорыв фронта Гудериана.
Наш бронепоезд прибыл в район Почепа, замаскировались в лесу. Сюда начали подходить части прорыва. В основном там были молодые, необстрелянные солдаты, и поэтому где-то в тайниках души родилась тревога.
Тут-то я и увидел Уткина. Он был в шинели, с вещевым мешком за плечами, с автоматом на ремне. Я спросил его:
— О нашем рейде к партизанам не успели еще написать?
— Нет. Но вот стихотворение о партизанах написал, прочту на митинге.
Митинга никакого не было. Просто в лесу перед бойцами с кратким, горячим словом выступил бригадный комиссар Шлихтер. А в заключение он сказал:
— Товарищи, к вам обращается поэт Иосиф Уткин.
Уткин несколько секунд стоял перед строем в какой-то задумчивости. Потом сказал:
— Бригадный комиссар заявил сейчас, что, мол, выступит поэт Уткин. Хочу добавить, товарищи, что я, как и вы, воин, защитник Родины. И то, что хочу вам сказать перед боем, я выразил стихами…
И он начал читать стихотворение «Уничтожайте
После митинга я подошел к Уткину и спросил:
— Товарищ старший политрук, у вас какие планы? Может, с нами, в огневой налет?
Уткин чуть-чуть помолчал, потом сказал решительно:
— Нет, я с пехотой. Выступал на митинге, призывал к мужеству и стойкости. Стихи им читал. Пойду с ними… Ну, желаю вам удачи.
Мы попрощались и разошлись. Он — к пехоте, а я — к бронепоезду.
Немцы открыли по наступающим ураганный огонь из тяжелых минометов. Наши цепи залегли. Политработники личным примером подняли бойцов в атаку. Одним из первых пошел в атаку Иосиф Уткин. Его тяжело ранило — осколком оторвало три пальца правой руки. Оперировали его в Брянске, сделали протез, и он вернулся в строй. Поэта наградили орденом Красной Звезды. Он погиб в авиационной катастрофе в ноябре 1944 года, возвращаясь из Бухареста. Так оборвалась жизнь удивительного поэта, прекрасного человека и бесстрашного воина.
В начале войны я записал несколько строф его стихотворения, написанного тогда. Вот эти строки о старом партизане:
И хотя борьба трудна, Но уже далече где-то В свете пламени видна И ему и нам победа…Вернулись в Брянск. На машине еду в расположение полка. Идет дождь, и сквозь пелену, словно впервые, разглядываю город. Промчалось несколько автомашин с красноармейцами, из-под глубоких капюшонов плащ-палаток виднеются темные каски. «Стало быть, едут на фронт», — решаю.
Вот и знакомый мост, носящий имя Игната Фокина — брянского рабочего, погибшего в Октябрьскую революцию. А кругом — разрушенные дома. Да, таким я не знал Брянск.
Немецкий генерал Гудериан бешено рвался в город, мечтая отсюда двинуться и на Москву. На подступах к нему он оставил 500 разбитых танков. Получен приказ: передислоцировать наш полк в Тамбов, чтобы он в более спокойной обстановке мог выполнять свое основное дело — готовить резервы бронепоездников. 25 августа полк в полном составе прибыл в Тамбов и разместился на базе завода.