На войне как на войне
Шрифт:
Сначала я просто дергал афганца за рукав. Раз дернул, второй, третий. Потом стал одновременно с одергиванием материться. Рукав тем временем стал понемногу отрываться. В конце концов я начал его по рукам бить. Не так чтобы очень сильно — инвалидом парень, кажется, не стал, но чувствительно. Воспитывал. И волком посматривал на пилотов — удружили! Дали задание! Уследить за Олихоном — это посложнее, чем караван с оружием выследить и разбомбить.
Миша иногда оглядывается и посмеивается.
Джелалабад оставили справа. Внизу, за фонарем кабины, чистая вода Кунара вливалась извилистым слоистым языком в коричневато-мутный Кабул. У каждой реки — свой цвет. Отсюда, сверху, это особенно бросается в глаза.
Приблизились к кишлаку.
— Смотри,
Афганец говорит без умолку. Не язык у него, а ветряная мельница — пока ветер не кончится, не остановишь. Что он говорит? Да кто ж его разберет. Пусть говорит. Еще в Кабуле ему дали через переводчика конкретное задание. Показать дом и базу.
Наконец, он радостно завопил и подпрыгнул, оставив часть воротника у меня в руке. И показал пальцем вниз, что-то выкрикивая. Попробуй пойми — что...
— Понятно, — кивнул со своего места Миша. Вертолет развернулся, опустился носом ниже — принял позицию хищной птицы — и пошел в атаку. Олихон жестикулировал не останавливаясь и все время рвался схватиться за рычаг управления. Честно скажу, мне стоило большого труда удержать этого верткого змия.
Дом, указанный афганцем, был весьма скромный. Даже странным показалось, что командир моджахедов живет в таком доме. Но у них свои нравы. Уважаемый человек не обязательно должен быть самым богатым. Всего один мощный залп НУРСов поднял в воздух все строение.
...Я никогда не думал, что тишина может заглушить хлопающий звук вертолетных лопастей, дребезжание кабины и даже эхо разрывов. Но такое создалось впечатление, когда Олихон замолчал. А через минуту он упал на пол кабины и стал вырывать из головы волосы. Самым натуральным образом. Стриженный коротко, я потрогал волосы на своей голове и все понял.
— Чтоб тебя, дубину...
— Что такое? — спросил Миша, обернувшись.
— Он же свой дом показывал — оттого и радовался.
— О-у-о... — Миша взвыл так, что перекричал бы, пожалуй, полк взлетающих одновременно вертолетов. — Этот идиот меня выведет из себя. Я его вместо бомбы туда сброшу. Пусть показывает!
Время терять было нельзя.
— Джамшет! Где дом Джамшета? — Я снова схватил Олихона за шиворот, рывком поднял его и кричал почти в ухо. — Джамшет где?
Имя командира моджахедов привело афганца в себя. Он вытер полой грязной жилетки слезы и прильнул к фонарю, снова посмотрел на землю. И тут же показал пальцем в совершенно другой конец большого кишлака. И опять что-то затараторил на дари. Ни одного слова понять было невозможно. Говорил Олихон быстро, прерывал речь всхлипываниями и снова говорил. Но он трижды показал на один и тот же дом. Большой дом, во дворе которого бегали люди, вооруженные автоматами. Похоже, на этот раз его поняли правильно. Но я, вспомнив, что в кишлаке и дом невесты еще остался цел, переспросил:
— Джамшет?
— Джамшет. Джамшет...
— Кажется, понятно.
Обстрел с двух заходов оказался удачным. Дом перестал существовать вместе с моджахедами. А Олихон все показывал и показывал, все говорил и говорил, пока я не понял, что длинное здание в соседнем квартале, рядом с которым стоит грузовик, — и есть склад вооружений, который мы искали.
— Туда. Спалим их, к чертям собачьим...
НУРСы уже подходили к концу, и бить следовало наверняка. Вертолет снизился. Еще один залп, а следом за ним и второй. И это чуть не погубило нас самих. Высота полета относилась к «сверхмалым». Но все же взрывная волна от обычной пораженной цели до такой высоты не достает. Склад же с боеприпасами взорвался так сильно, что мы сами попали в густое облако из огня, дыма и летящих осколков. Машину забило в лихорадке. Миша изо всей силы тянул рычаг управления на себя, стараясь быстрее набрать высоту, и одновременно стал быстро «выбирать шаг» — наращивать скорость оборотов. Проскочили просто каким-то чудом. Из ада, можно сказать, выпрыгнули.
И только после этого успокоился Олихон. Стал вдруг тихим и испуганным.
Но свое дело он уже сделал...
Глава XVI
1
Генерал Легкоступов первым сошел с трапа. Оглянулся на сопровождающих. Летное поле всех аэропортов в больших городах чем-то схоже. И от этого мысли генерала пошли по неприятному руслу. Точно так же всего двое суток назад он прилетел с майором Морозом в другой город. Самолет приземлился в это же время — ранним утром. И вот майора Мороза уже нет в списках группы. И никогда больше не будет. Никогда — какое страшное понятие... Не постигнет ли и двух нынешних спутников Геннадия Рудольфовича та же участь? Они вступили в ту же борьбу, они готовы идти на риск ради успеха. Но готовы ли они ради него погибнуть? Одно дело — погибнуть за Родину. Это любому офицеру понятно. Плохому или хорошему человеку в быту, но офицеру — понятно. Он к такому готов. Профессия! А за что им гибнуть сейчас, если они даже не знают конечной цели операции? И никто этой цели не знает. Даже сам Легкоступов. Вернее, цель просматривается и даже обосновывается, но точна ли формулировка? Соответствует ли она действительному положению вещей? И вообще — возможно ли этой цели достигнуть?
Откуда-то пришла крамола и зацепилась за давно устоявшиеся и не подвергаемые, как аксиома, сомнению мысли — за нужное ли дело они взялись? А смогут ли они совладать с этим человеком, смогут ли справиться?
Это в самом деле было крамолой. Геннадий Рудольфович вырос и воспитался, в том числе и самовоспитался, в стенах здания, которое одним именем своим наводило на людей страх и заставляло шептать и оглядываться. Контора была когда-то всемогущей. И пусть это всемогущество слегка пошатнулось, но не ушло, не кануло в небытие. Он-то это отлично знает. И все же...
Появившись в голове однажды, крамола не ушла. Она стала развиваться, разрастаться и цепляться за старые принципы новыми шипами, начала выпускать дополнительные колючки, которые принялись генерала беспокоить. Еще не всерьез, но уже основательно. А сомнения, знал он, до добра не доводят.
В самом деле, в силах ли они — при всей мощи Конторы — справиться с Монстром? Он впервые даже про себя назвал капитана Ангелова Монстром. Но кто же, как не Монстр, может так умело противостоять им и ломать их планы? Кто может находиться одновременно в двух городах — за тысячу километров один от другого? И при этом убить их опытного сотрудника в поезде, в котором самого Монстра, судя по всему, не было.
«Ерунда все это... Ерунда...» — сам себя успокаивая, мысленно произнес генерал, стараясь избавиться от путаницы в голове. Но успокоиться было трудно, потому что все факты заставляли как раз беспокоиться. Потому что никто не знает, что представляет из себя в действительности капитан Ангелов. Он сам, похоже, не знает, а посторонние тем более...
Нет... Ерунда... Е-рун-да...
Ангелов точно такой же человек, как и все остальные. Только очень опытный спецназовец, имеющий за плечами богатую боевую биографию. И человек достаточно умный. Потому он и противостоит им так умело. Но — не больше... Эксперимент тогда не удался. Программу закрыли. Об этом говорят оставшиеся документы. Единственные документы, которые остались от эксперимента, проводимого в специальной психогенетической лаборатории ГРУ. Эти оставшиеся документы генерал раскопал с трудом. Да и какие документы... Только бухгалтерские отчеты, завалявшиеся в архивах финансового управления Министерства обороны. Больше ничего нет. Нет даже в спецархивах ГРУ. Это он знает точно, потому что ГРУ не пытается самостоятельно сделать то, что делает сейчас он. Если бы в ГРУ было все известно, они сами давно бы вцепились в Ангела чертовой своей хваткой.