На всю жизнь и после

Шаталов Роман

— А нам не пора закругляться? — сказал Борис, поднял руку и попытался пальцами прикоснуться к потолку сферы.

— Ты постоянно спрашиваешь Никиту о моей жизни. Сейчас самый подходящий момент, чтобы спросить напрямую, пока мы наедине.

— На все вопросы я уже получил ответы, не думаю, что вы скажите мне что-нибудь новенькое. Хотя давайте попробуем, почему нет. Последний раз я его спрашивал о цели вашей жизни. Он сказал, что вам очень хочется узнать, что же было в год резни, когда появилось седьмое правило.

—

Да, скрывать это глупо, мало ли кто поможет. Ты и представить себе не можешь, каково это потерять год из жизни. Он просто пропал. Знаешь, его будто вырезали, и даже шва не осталось. В тот год случилось историческое событие для хинтов и унтов, зарождение нового правила, а я этот момент пропустил. Это как увидеть затмение, что бывает раз в тысячу лет. Тебе тоже не особо повезло, тебе тогда и года не исполнилось.

— Да меня и год назад дела унтов и хинтов не особо интересовали. А вот что меня по-человечески интересует, кто оставил вам шрам за ухом или хотя бы как?

Глава 11. Часть 3

Виктор провел пальцами по шраму, ощущая выпуклые рёбра узора.

— Честно говоря, не нашёл. Может меня пытали, возможно, что это был Семён с его способностью рисовать огнём.

— Мне это даже в голову не могло придти. Он точно не должен оказаться злодеем в нашей истории.

— Злодей тот, кто нарушает правила, а сейчас на горизонте только один такой унт — Аристократ. Мы должны его остановить. Ты запомнил, что тебе нужно сделать?

— Конечно.

— Мы закончили говорить на моменте, когда ты сказал, что в тебе полно любви, а я сказал, что в тебе много недоверия. Затем я сказал, что ты унт, и открыл купол. Сейчас я его закрою, а ты должен ответить мне.

Борис краем глаза смотрел на пол, в котором утопал чёрный купол, и уже натянул фальшивую улыбку.

— Да-да, я унт. Прошу прощения, оговорился. От старых привычек не так-то просто избавиться.

— Ты главное при людях не проговорись, что ты унт.

— Вы слишком серьёзно к этому относитесь. Они просто пропустят это мимо ушей, подумают, что я оговорился. Люди про нас ничего не знают, слово «унт» для них пустой звук.

— Я хорошо знаю людей, их суеверия смели не одно наше поколение. Сжигали как ведьм на кострах и считали себя правыми. Рядом с ними будь начеку.

— Само собой. Недоверия во мне ведь немало.

— Хочешь попрактиковаться с машинкой? Рука-то уже отвыкла.

Юноша вспомнил про свой кусок сала, на котором он живого места не оставил.

— На сале?

— На мне.

Борис поднял брови и подмял губы, но понял, что перестарался и вернулся к обычной улыбающейся гримасе.

— Я хочу себе ту татуировку, что предлагал набить Никите. Пошли со мной, каталог в мастерской. Если не сложно, закрой дверь.

В помещении слабо пахло чернилами и стерильностью, которая подсушивала

ноздри. Всё было на своих местах, ничего не изменилось с момента того самого рокового визита. Ощущение ностальгии ограничилось только воспоминанием, даже лёгкого холодка не пролетело в груди. Виктор подошёл к подставке для рук, на которой юноше наносили Беретту и нож-бабочку. Место было обмотано плёнкой, а рядом стояла тележка со всем необходимым. Татуировщик взял каталог и, только когда нашёл нужную страницу, сказал:

— Если татуировку нанести обычной краской без безина, она не оживёт, как ни старайся. Твою первую татуировку я наносил обычной краской, а безин я взял из родимого пятна на твоей голове.

Борис потрогал подушечками пальцев свои короткие красные волосы с осторожностью, с которой прикасаются к чему-то чужому.

— Для меня всю жизнь это пятно было большой загадкой. Врачи говорили, что это оно самое, родимое пятно, а почему оно окрашивает волосы, они не знали. А оказалось, что это мой кошелёк.

Виктор слабо улыбнулся, стоит признать, получилось у него натурально.

— Я дал твоему телу приказ оживить тату, и оно с ним отлично справилось. Тогда я понял, что из тебя выйдет толк, — мастер протянул юноше каталог.

«Интересно, он говорил то же самое своим предыдущим ученикам?» — подумал Борис.

Одна страница каталога была пуста, а на половине другого листа пребывал в одиночестве чёрный эскиз татуировки. Рисунок напоминал множество осколков, чёрточек и линий, которые хаотично кружили как вихрь. Это напомнило Борису одну телепередачу о городке на другой стороне земного шара — на экране торнадо снесло деревянный сарай и подняло вверх его осколки.

— На руках ничего кроме оружия нет, а тут на плече пусто.

Виктор не стал снимать рубашку, а только расстегнул её до середины, вытащил левую руку из рукава и перекинул его через плечо. Мастер присел на стул и положил руку на подставку, отвернулся и показал большим пальцем назад.

— На тележке лежит эскиз. Быстро управишься и пойдёшь по своим делам.

— С перчаткой должно быть быстрее.

— С перчаткой я и сам справиться могу. Лучше покажи мне, на что ты способен.

Борис развёл руками и пошёл их мыть, затем, натягивая вторую перчатку, остановился.

— Сколько платите? Я думаю, это тянет на два симмиринга.

— Считай, что это моя награда за труды. Только благодаря мне ты можешь этим заниматься.

— И всё это из чистых помыслов?

— Без правила не обошлось, — Виктор развернулся и посмотрел молодому унту в глаза, — но ещё я увидел в тебе человека без пути. Человека, что в навязанные другими идеалы не верит.

Борис усмехнулся и сказал:

— Получается, что вы мне навязали свои.

— Да, но сделал это грамотно, в отличие от всех тех, кто был до меня.