На выручку юному Гасси. Этот неподражаемый Дживс. Вперед, Дживс! Посоветуйтесь с Дживсом
Шрифт:
– Ну хорошо, хорошо. Впрочем, может, проще вообще не пускать Харольда в церковь в это воскресенье?
– Нет, он обязательно должен там быть. Ты, должно быть, воображаешь, что этот треклятый отрок – кладезь добродетелей и всеобщий любимец? Репутация у него в деревне самая скверная. Он столько раз пропускал занятия в хоре, что священник пообещал: еще один прогул – и он его выставит. Хороши мы будем, если его исключат из хора накануне состязаний!
Возразить на это было нечего, пришлось мне тащиться в церковь.
Ничто
Я говорю «взрыв», потому что по произведенному впечатлению это можно сравнить лишь со взрывом. Только что вокруг царила дремотная тишина, нарушаемая лишь блеянием Хеппенстола, толкующего о долге перед ближними, и вдруг истошный пронзительный вопль штопором ввинчивается вам промеж глаз, пробегает по позвоночнику и выходит наружу через подошвы башмаков.
– И-и-и-и-и-и! О-о-и-и! И-и-и-и-и-и!
Казалось, нескольким тысячам поросят одновременно прищемили хвосты; в действительности это визжал наш друг Харольд, с ним случился какой-то странный припадок. Он подпрыгивал на месте, хлопал себя рукой между лопаток и, набрав полные легкие воздуха, принимался визжать с новой силой.
В разгар проповеди во время вечерней службы такое не может остаться незамеченным. Прихожане вышли из транса и полезли на скамейки, чтобы лучше видеть. Хеппенстол замолк посреди фразы и обернулся. И только церковные сторожа не потеряли присутствия духа, бросились по проходу к Харольду, который все еще продолжал вопить, и вывели его прочь. Они скрылись в ризнице, а я взял шляпу и направился к служебному входу, полный самых мрачных предчувствий. Я так и не понял, что же произошло, но что-то подсказывало мне: без Стеглза здесь дело не обошлось.
Служебный вход оказался заперт, а когда его наконец открыли, служба уже закончилась. Хеппенстол стоял в окружении певчих и церковных служащих и с жаром отчитывал злосчастного Харольда. Я застал конец его пылкой речи.
– Паршивый мальчишка! Как ты посмел…
– У меня очень чувствительная кожа!
– Какое мне дело до твоей кожи…
– Кто-то сунул мне жука за шиворот!
– Какая чепуха!
– Я чувствовал, как он там
– Чушь!
– Да, звучит не слишком убедительно, – услышал я чей-то голос.
Рядом со мной стоял Стеглз, черт бы его побрал. На нем был белоснежный стихарь, или сутана, или как там это у них называется, выражение лица строгое и укоризненное. Я сурово на него взглянул, но этот наглец даже бровью не повел.
– Это вы сунули ему жука за шиворот! – закричал я.
– Я? – сказал Стеглз. – С чего вы взяли?
Судьба Харольда была решена, и Хеппенстол огласил приговор:
– Я не верю ни единому твоему слову, дрянной мальчишка! Я тебя предупреждал, хватит, мое терпение лопнуло. Ты исключен из хора. Ступай прочь, несчастный!
Стеглз потянул меня за рукав.
– В таком случае, – сказал он, – эти ваши ставки… вы понимаете… Мне очень жаль, но плакали ваши деньги, старина. Надо было делать ставку прямо перед забегом. Я всегда говорил, что это самый надежный способ.
Я смерил его долгим взглядом. Не скажу, чтобы очень любезным.
– А еще говорят о Честной Игре! – сказал я, постаравшись вложить в свои слова как можно больше яда.
Дживс принял удар стойко, но, думаю, в глубине души он был уязвлен.
– Мистер Стеглз весьма изобретательный молодой джентльмен, сэр.
– Вы хотите сказать жулик, каких свет не видел.
– Пожалуй, это более точное определение. Тем не менее в большом спорте сплошь и рядом прибегают к подобным трюкам, тут уж ничего не поделаешь.
– Я восхищен вашей несокрушимой стойкостью, Дживс.
Дживс поклонился.
– Теперь вся надежда на миссис Пентуорти, сэр. Если она оправдает восторженные отзывы мистера Литтла и подтвердит свой высокий класс, наш выигрыш компенсирует наши потери.
– Слабое утешение, ведь мы рассчитывали сорвать большой куш.
– У нас есть возможность закончить сезон с положительным балансом, сэр. Перед отъездом я убедил мистера Литтла поставить от имени нашего синдиката, в который вы столь любезно согласились меня включить, сэр, небольшую сумму на победителя в беге с яйцом.
– На Сару Миллз?
– Нет, сэр. На темную лошадку, за нее предлагают очень хорошие выплаты. Я говорю о Пруденс Бакстер, сэр, дочери главного садовника его светлости. Ее отец уверяет, что у нее очень твердая рука. Она ежедневно носит ему из дома кружку пива на обед и, по его словам, ни разу не расплескала ни капли.
Что ж, видно, рука у этой Пруденс и вправду твердая. Но вот скорость? С такими опытными соперницами, как Сара Миллз, все решит скорость, тут без хороших спринтерских данных делать нечего.
– Я прекрасно понимаю, что у нее не слишком много шансов на победу, сэр. И тем не менее, мне кажется, стоит рискнуть.
– Вы, надеюсь, поставили и на призовое место?
– Да, сэр. И на победу, и на призовое место.
– Тогда все в порядке. Я знаю, что вы никогда не ошибаетесь.
– Большое спасибо, сэр.