На высотах твоих
Шрифт:
Так что все сводилось к тому, чтобы не предпринимать ничего и надеяться на лучшее — древняя панацея от всех политических невзгод. Брайану Ричардсону это, конечно, не понравится; этот политик явно ждал быстрых и жестких мер, но объяснить Ричардсону, почему Хауден ничего не может поделать, он не сможет. В то же время ситуация в Ванкувере, вероятнее всего, накалится, и сам Хауден будет обязан поддержать любое решение, которое примет министерство по делам гражданства и иммиграции. Что ж, об этом можно только сожалеть, но по крайней мере проблема эта не из самых серьезных и вызовет не слишком острую критику, с которой правительству уже не раз доводилось сталкиваться в прошлом,
Главное, о чем нельзя забывать, подумал Хауден, — первостепенная необходимость сохранения его собственной власти. От этого зависело столь многое — и в настоящем, и в будущем. Он просто обязан перед всеми остальными остаться у власти. В данный момент равноценной замены ему не существует.
Неслышно вошла Милли Фридмэн.
— Ленч? — спросила она своим низким контральто. — Прислать сюда?
— Нет, — покачал головой Хауден. — Мне нужно сменить обстановку.
Через десять минут премьер-министр в элегантном черном пальто и шляпе а-ля Иден [35] быстро шел к башне Пис-тауэр, где располагался парламентский ресторан. Стоял ясный холодный день, колючий воздух бодрил кровь; асфальт проезжей части и тротуара, разделенных между собой снежными сугробами, быстро подсыхал под зимним солнцем. Хаудена охватило ощущение здоровой силы и безмятежного благополучия, он сердечно отвечал на уважительные приветствия встречных. Инцидент с Уоррендером уже отступил далеко на задний план, его оттеснили куда более важные вещи.
35
Антони Идеи (1897—1977) — премьер-министр Великобритании в 1955—1957 гг.
Милли Фридмэн перекусила сандвичем и кофе прямо на рабочем месте, что вошло у нее почти в ежедневную привычку. Затем прошла в кабинет премьер-министра со стопкой документов, из которых она предварительно изъяла те, что могли подождать. Милли положила их в корзину, помеченную надписью “Входящие”. Весь стол был завален бумагами, но приводить их в порядок Милли не стала, зная, что в разгар рабочего дня Джеймс Хауден любил, чтобы у него на столе все сохранялось в неизменном виде. В глаза ей бросился лежавший отдельно чистый лист бумаги. Перевернув его, Милли обнаружила, что это фотокопия.
Ей пришлось перечитать текст дважды, чтобы понять содержание. Когда до нее дошел смысл прочитанного, Милли поймала себя на том, что вся дрожит от сознания чудовищной важности попавшего ей в руки документа. Он объяснял многое из того, что все эти годы оставалось ей непонятным: съезд.., победа Хаудена.., ее собственная утрата…
Листок бумаги в ее руках, понимала она, таил в себе также конец двух политических карьер.
Но почему он оказался здесь? Он явно фигурировал в беседе.., сегодня.., во время встречи премьер-министра с Харви Уоррендером. Но для чего? Что это давало любому из них? И где оригинал? Мысли ее обгоняли одна другую. Вопросы, которые Милли задавала сама себе, пугали. Она уже пожалела, что перевернула этот злосчастный лист бумаги, лучше бы ей ничего об этом не знать.
Внезапно она ощутила прилив злой обиды на Джеймса Хаудена. Как он мог так поступить? Именно в то время, когда так много возникло и крепло между ними, когда они могли бы быть счастливы друг с другом, когда перед ними открывалось общее будущее, если бы только он не стал лидером партии, проиграл на съезде… Она с горечью подумала, почему же он не стал вести честную борьбу?.. Не оставил ей шанс
Но тут гнев Милли растаял так же внезапно, как и охватил ее несколько мгновений назад, и на его место пришли жалость и сочувствие. “То, что сделал Хауден, — подумалось ей, — было сделано потому, что у него не было другого выхода. Жажда власти, стремление сокрушить соперников и добиться политического успеха.., они оказались всепоглощающими. По сравнению с ними личная жизнь.., даже любовь.., не значили ничего. Скажи себе правду — у тебя никогда не было никаких шансов…”
Однако надо думать о деле.
Милли заставила себя рассуждать спокойно. Ясно, премьер-министру, а возможно, и другим, угрожает опасность. Но для нее существовал один лишь Джеймс Хауден. Милли показалось, что прошлое вернулось и нахлынуло на нее. Ведь только сегодня утром, вспомнилось ей, она твердо решила всемерно оберегать и защищать Хаудена. Но теперь.., когда она знает то, что узнала.., когда она знает то, чего не знает — и в этом она была совершенно уверена — даже Маргарет Хауден… Да, хотя бы в этом Милли наконец стала Джеймсу Хаудену ближе даже его жены.
Прямо сейчас предпринять она ничего не может. Но очень может быть, что какая-нибудь возможность и откроется. Иногда шантаж можно обратить против самого шантажиста. Мысль эта была еще неясной, расплывчатой.., словно она нащупывала что-то в кромешной тьме.
Но если случится так, что.., если представится хотя бы малейшая возможность.., она должна быть готова воспользоваться тем, что узнала.
Милли взглянула на часы. Она хорошо изучила привычки Хаудена. До его возвращения у нее есть не менее получаса. В приемной — ни души.
Повинуясь внезапному порыву, Милли взяла фотокопию и бросилась к копировальной машине, установленной в приемной. Торопливо — в какой-то миг сердце у нее ушло в пятки при звуке приближающихся шагов.., нет, мимо, мимо — она включила машину. Изготовленная ею копия — репродукция с репродукции — получилась весьма неважного качества, однако расплывчатые буквы читались довольно легко и почерк не вызывал сомнений. Поспешно сложив копию в маленький квадратик, Милли запихала его на самое дно своей сумочки. Фотокопию она постаралась положить на то же самое место, где ее обнаружила.
Ближе к вечеру Джеймс Хауден ненароком перевернул лежавший отдельно и попавшийся под руку листок бумаги и похолодел. Он совсем забыл, что положил его на стол. Если бы только фотокопия осталась здесь на ночь… Он бросил взгляд на дверь в приемную. Милли? Нет, не может быть, она знала давнее и беспрекословное правило — в середине рабочего дня ни к чему на его столе не притрагиваться. Хауден отнес фотокопию в смежный с кабинетом туалет, старательно порвал лист на крошечные клочки и спустил воду, внимательно проследив, пока они не исчезли все до единого.
Глава 3
Харви Уоррендер с легкой, довольной усмешкой, бродившей по его лицу, удобно и вольготно устроился на заднем сиденье автомобиля из обслуживавшего министров гаража. Прибыв на Элгин-стрит, где размещалось министерство по делам гражданства и иммиграции, он вошел в незатейливую коробку здания из бурого кирпича, проталкиваясь сквозь плотный встречный поток служащих, спешивших к выходу, — наступил обеденный перерыв. Поднявшись лифтом на пятый этаж, Уоррендер прошел к себе в кабинет через отдельную дверь, минуя приемную. Небрежно бросил пальто, шарф и шляпу в первое попавшееся кресло, быстрым шагом пересек пространство до письменного стола и нажал кнопку интеркома, включив прямую связь со своим заместителем.