На Забайкальском фронте(Документальные повести, очерки)
Шрифт:
Под вечер 205-я танковая бригада подошла к Хайлару. Позади простиралась бурая бескрайняя степь. Над нею низко висел желто-красный диск солнца, а впереди, на востоке, громоздились косматые горы, втыкаясь голыми верхушками в помутневшее небо. Это и были «ягодки» — высоченный хребет Большой Хинган, простирающийся примерно на 1300 километров в длину и 250–400 в ширину. Препятствие нешуточное. Его не обойдешь, не объедешь. Здесь, на севере, есть узкий горный проход — ворота к перевалам, но они закрыты на замок. Имя этому замку — Хайларский укрепленный район. Здесь сотни дотов и дзотов, соединенных
Иннокентий Баторов впервые услышал о самураях, когда был еще мальчишкой. Как-то летом они бродили с отцом по берегам светлой Селенги в поисках белки и дикого кабана. Ночевали в тайге на пахучих сосновых ветках. В погожие дни поднимались на крутые скаты Баргузина. В конце лета спустились к Байкалу и расположились на его берегу ночевать. Отец разжег костер, сварил уху из байкальского омуля. Привалившись спиной к толстой лиственнице, он засмотрелся на озеро, мягко окрашенное малиновой зарей. Долго молчал, а потом сказал:
— Ты слыхал, Кеха, говорят, самураи пришли в Маньчжурию. Собираются отнять у нас Байкал.
— Разве у них нет своей земли? — спросил сын.
— Наш Байкал им приглянулся. Смотри, какой красавец!
Отец выкурил трубку и тихо затянул вполголоса старую бурятскую песню:
Много зверя в тайге — твое первое счастье. Много рыбы в Байкале — твое второе счастье. Зоркий глаз и сильная рука — твое третье счастье. Будь сильным и никому не отдавай своих сокровищ.Слова песни запали в душу Кехи Баторова. Когда пошел служить в армию, дал отцу слово вышвырнуть японцев из Маньчжурии — пускай убираются к себе, за море. Только дело это оказалось куда сложнее, чем ему думалось в прибайкальском улусе. Четыре долгих военных года солдату пришлось пролежать на границе под обстрелом японцев. Чего только не вытворяли самураи, чтобы вызвать нас на драку. Но время было тяжелое — хоть плачь, а терпи. Наконец пробил желанный час. Автоматчик Баторов ринулся на танке на своих обидчиков в решимости прогнать их подальше от Байкала. И вот грозный исполин — Большой Хинган — преградил путь.
Автоматчики сгрудились у танка, лежали и сидели в густой высокой траве. Над ними кружились густым роем надоедливые комары. Баторов исподлобья смотрел на беспорядочно разбросанные горы и с беспокойством думал о том, как же танки пойдут по этим кручам. Разве могут машины ходить без дорог, по звериным тропам?
Рядом с ним сидел сержант Тур — лучший механик-водитель бригады, у ног примостился ближайший дружок автоматчик Холодулькин — подвижный белокурый солдат с круглыми светлыми глазами. Все они думали об одном и том же. Предстоят тяжелые бои. Хайларский укрепрайон японцы строили более десяти лет. Каждая высота — крепость, каждая долина простреливается перекрестным огнем…
Солдатские думы прервал вынырнувший из-за танка командир роты капитан Калмыков.
— Ну что приуныли? Раздумываете, как будем брать Хайлар? — спросил он и, выдержав паузу, сказал: — Иного выхода нет. Мы должны раскромсать этот замок, сбить его с хинганских ворот. Правильно я говорю, парторг?
Баторов поглядел на ротного, потом кинул взгляд на лежавшие впереди горы и невесело улыбнулся. Его черные глаза сузились, на переносице появилась четкая морщинка, как бы говорившая: «Надо так надо…»
Иннокентий Баторов пришел в роту капитана Калмыкова незадолго до войны и сразу понравился командиру, понравился тем, что был «почти готовым» бойцом. Другие новички как-то непривычно ежились, обмундирование на них сидело мешком. А вот у Баторова лицо загорелое, смуглое, движения ловкие, быстрые, будто бы он уже прослужил не один год. Еще больше он выделился среди товарищей на стрельбах — положил в девятку и десятку все пули. Через год его как лучшего бойца принимали в партию. Командир роты до сих пор помнит, как это было. Баторова попросили рассказать об обязанностях члена партии, и он ответил:
— Быть всегда впереди!
Потом его спросили о правах коммуниста.
— Права такие же, как обязанности, — быть всегда впереди! — сказал боец.
Иннокентий Баторов свято соблюдал обязанности коммуниста — был впереди и на стрельбах, и на учениях, и в трудных походах. За ним невольно тянулись товарищи, и Баторов вел их за собой, преодолевая препятствия и трудности в боевой учебе.
В прошлом году его избрали парторгом роты.
На учебных полях он с честью оправдывал оказанное доверие, но сумеет ли оправдать его в бою, да еще в таких непролазных горах? Командир роты сказал, что бригада прорвет Хайларский укрепрайон. Нелегкое это дело. Разведка сунулась в горный проем вдоль лощины и сразу напоролась на длинную пулеметную очередь. Пришлось отойти.
— Видно, не один денек придется нам здесь позагорать, — вздохнул Холодулькин, оглядывая высоту Оботу.
— Загорать не придется, — сказал командир роты и пояснил, почему танковая бригада не может стоять у этой горы, почему, не задерживаясь, должна идти вперед.
Когда ротный ушел, Баторов сказал друзьям:
— Ничего, братцы, добудем и мы победу. Добыли же ее на Западе. А там куда труднее было!
Он не докончил своей мысли: в небе появились бомбардировщики. Они шли на небольшой высоте. На Оботу обрушился мощный бомбовый удар. Сначала бомбы рвались у подножия, раскидывая по сторонам груды камней. Потом стали рваться на скатах и на вершине. Дымом и пылью заволокло высоту. После каждого разрыва Баторов приговаривал, обращаясь к невидимым отсюда, сидящим в дотах японцам:
— Вот это правильно! Вот это хорошо! Уходите подальше от Байкала.
Когда бомбежка закончилась, сзади ударили пушки. Снаряды со свистом пролетали над головами и падали на скаты Оботу, поднимая рыжие столбы пыли и дыма. Склон потемнел от взрывов, исчезли зеленые кусты, вырванные с корнями. Потом батареи перенесли огонь влево — ударили по высоте, что по другую сторону узкой лощины.
Гулкие разрывы бомб и хлесткие залпы орудий оглушили автоматчиков. Они даже не слышали, как заурчали танковые моторы. Увидев синие дымки, сочившиеся из выхлопных труб машин, Баторов вскочил, вскинул автомат и крикнул: