На задворках галактики. Трилогия

Валидуда Александр Анатольевич

Дверь встала на место всё с тем же режущим слух скрипом. Ключ трижды провернулся и был упрятан обратно в карман.

— Ты позубоскалься мне ещё, позубоскалься, — выплеснул недовольство жандарм. — Пошли, тудыть тя по лбу. А то лыбится он мне тут, что ни день. Мало тебе в камере досталось?

Масканину стало смешно. В принципе, плевать что он там себе думает.

Тюремщик не знал, что подконвойный был доставлен уже с синяком. Беспорядки случились не в его смену, да и если бы в его, разве всех упомнишь? В одном только этом блоке десятки задержанных. Ну а те два хмыря, что интересовались "с вещами или без", то бишь навсегда или на допрос, ещё

в первую после беспорядков ночь попытались установить свой порядок в камере. Эти, так сказать, старожилы, второй месяц находившиеся под следствием за уличные грабежи, возомнили себя хозяевами. И вдруг неожиданно оказались в роли манекенов, до утра пребывая в отключке после вступления в "полемику" Масканина.

— Стой, — скомандовал жандарм, — лицом к стене, руки за голову.

Преграждавшая выход решётчатая дверь из толстых прутьев открылась с неизменным в этих стенах противным скрипом. Жандарм рукой показал на проход, повторил традиционные слова и затворил дверь.

— Направо… Прямо… Стой.

Перед Масканиным отворилась стандартная дверь камеры, только номера на ней не было. Он вошёл, за спиной лязгнул запираемый замок.

Окошка в камере не было, хорошо хоть вентиляционное отверстие в потолке имелось. Царившая здесь полутьма плавно сгущалась по мере удаления от двери. В центре стоял неказистый деревянный стол, по обе от него стороны два одинаковых стула. Плюс выключенная настольная лампа. Вот и вся обстановка.

Масканин прошёлся взад–вперёд, да и уселся на стул. Интересно, якобы на допрос привели? В одиночестве здесь до утра продержат? Слыхал он про такие фокусы. Но нет, вскоре он понял, что за ним наблюдают через смотровое окошко. Ну что же, пускай рассматривают, плевать ему было на это.

Дверь отворилась. В камеру вошёл… Максим невольно вскочил от неожиданности. Вот уж кого не ожидал увидеть, так это Муранова.

— Садись, горемыка… — в интонации особиста прозвучала ирония.

Ротмистр ощерился, прошёл к столу и врубил лампу.

— Ну что, "герой"? — протянул он руку. — Не герой, а геморрой…

— Я тоже рад тебя видеть, — Масканин ответил на рукопожатие. — Неужто специально за мной явился?

— Ага, размечтался… В отпуске я… Ну давай, колись как тебя взяли. Кое–что мне уже нашептали, теперь вот хочу тебя послушать. А сперва начни–ка мне с двух вопросов. Первый: где твои документы? Второй: ты почему в штатское вырядился? Офицер русской армии, называется.

— Лады… Документы мои в мастерской у портного. Я их просто забыл, когда пошёл на часик–другой прогуляться. Форма там же.

— На часик–другой? — Муранов усмехнулся. — Слушай, ты мне прям Колбаскина напоминаешь. Тот тоже как–то жене сказал, что за хлебом пошёл. А вернулся через месяц. Только он по блядям бегал, а ты тут отдыхаешь.

Сравнение с Колбаскиным Масканину не понравилось. Ещё по срочной службе он помнил того капитана из четырнадцатой роты. О его похождениях весь полк анекдоты слагал. А погиб Колбаскин во второй месяц войны под Героной. Но откуда, чёрт возьми, о нём знает особист? В полку–то ротмистр не так чтоб давно.

Муранов прикурил, повертел зажигалку и изрёк:

— Мне из тебя по капле вытягивать? Почему в Старграде застрял? Зачем к тому портному пошёл? Давай как на исповеди.

На исповеди Масканин никогда не был, да и церковь только в детстве посещал, когда отец с собой брал.

— Сюда в Старград я на попутке добрался… Слякоть была, вымазался весь как… в общем, с ног до головы. Сперва на вокзал сунулся, расписание на

Вольногорск узнать. Но какое там к чёрту расписание… Ближайший состав на следующее утро обещали. Всё из–за эшелонов, что на фронт идут. Им–то — зелёная дорога… Ну и пошёл я по городу бродить, искать где бы себя в порядок привести. Постираться, побриться, пожрать. И набрёл на портного. Прикинул, а почему бы и нет? И зашёл в мастерскую. Деньги у меня с собой были, боевые и отпускные как раз получил… В общем, решил я у портного повседневку заказать, а то её у меня совсем нет. Мастер меня помучил с полчасика где–то… и заверил, что к вечеру будет готово. Деньги взял наперёд. Потом предложил костюм этот купить, ну я и согласился. Тем более что дочь его вызвалась полевуху простирнуть. Не ходить же мне как свинье по городу?

— Понятно, — сказал Муранов, затягиваясь. Потом поискал в незапертых выдвижных ящичках пепельницу. Не нашёл и стряхнул пепел на пол. — Ну а дальше?

— А дальше… А дальше я из столовки вышел. Погулять просто. Тут толпа какая–то, транспаранты, флажки. Мне они по боку были, просто по пути пошёл.

— Ты башкой–то своей думал? Нашёл с кем по пути ходить. Тоже мне статист. Хотя… — Муранов выпустил дым. — Хотя, может оно и к лучшему, что ты там оказался. Напели мне про твои подвиги…

— Слушай, ротмистр, — устало произнёс Масканин, — ты мне лучше скажи, когда меня выпустят. Я, блин, устал здесь торчать. Ещё посижу чуток и порешу полкамеры.

— Не пыхти… Выпустят. Сегодня. Претензии к тебе только формальные, да и то… А имел бы при себе удостоверение, может только сутками гауптвахты отделался.

— Даже так?

— Удивлён? А я нет. Кто громилу того остановил, у? То–то. Ты ведь кровопролитие пресёк.

Масканину вспомнился тот самый громила — долговязый, в чёрном потёртом тулупе. У которого вовремя "Сичкарь" заметил. И отобрал.

— Помнишь того выродка? — спросил Муранов.

— Помню, — Масканин невесело усмехнулся. Ещё бы ему не помнить того провокатора. В толпе он громче всех орал. Яростно так орал, словно толпу накачивал. Лозунги всякие бредовые. А слева–справа подхватывали. Да с ненавистью рожи кривили. Всюду "малиновые палачи!" неслось. А потом ствол вытащил и давай целиться в конных жандармов. — У меня в голове словно щёлкнуло, как представил, какая каша может завариться из–за этой суки…

— Всё правильно. Вот и я представляю, как среагировали бы сорокалетние мужики — отцы семейств… когда их из толпы расстреливать бы начали. Тут бы одними нагайками не обошлось. В дело пошли бы шашки. Так что… так что за одно то, что ты обезвредил того мудака, тебе, Макс, огромное спасибо. Главное, кровь не пролилась. Да, это главное… Заодно, ты жандарма спас. Не дал его затоптать, когда паника и давка начались… Но вот ответь–ка мне, мой друг любезный, какого рожна ты полез в драку потом?

Масканин криво ухмыльнулся.

— А нехер газ было пускать. Дышать трудно, из глаз слёзы вышибает, а тут нагайкой по спине перетянули… До сих пор, гад, болит… Ну я и вмазал. Потом второму, потом ещё кому–то…

— А то, что их целый взвод был — это так, пустяк?

Масканин развёл руками. Муранов покачал головой и сказал:

— Скажи спасибо, что вахмистр тебя оттащил. Он тебя в лицо запомнил. Да не полезь ты в драку, тебя вообще не задержали бы.

Наступила пауза. Ротмистр не спеша попыхивал сигаретой, а Масканин потупил глаза. Он застыл. В голове стало пусто. Ни одной эмоции не обозначилось на его лице, только глаза — в них будто жизнь потухла.