На задворках империи
Шрифт:
Глядя на своих артиллеристов, которым из-за довольно обременительного обоза приходилось много труднее, чем простым пехотинцам и казакам, Баташов думал о том, что же толкало солдат идти вперед, несмотря на промозглый холод и вьюгу, преодолевать одно препятствие за другим.
Конечно же это тот «русский дух» – сам же отвечал на этот свой вопрос Баташов. Тот «русский боевой дух», о котором он не раз слышал в стенах училища от офицеров, еще помнящих рассказы своих отцов и дедов о походах Суворова и Кутузова, которые под командованием Скобелева освобождали Болгарию, расширяли границы Российской империи на Востоке. Вот и теперь, лишь только раздалась команда: «Привал!» – артиллеристы, быстро сняв с коней тяжелые вьюки,
– Сидите, братцы! Отдыхайте себе. Дальше дорога еще труднее будет, – предупредил Баташов. – Если позволите, я рядом с вами присяду.
Несмотря на то что места под камнем было немного, артиллеристы уплотнились, освобождая место для своего поручика. Немного помолчав, батарейский балагур и лучший наводчик орудия, степенный бородач Кузьма Соломин, весело взглянув на командира, спросил:
– А что, ваше благородие, небось, не приходилось раньше в самое поднебесье-то забираться?
– Бог миловал, – бодро ответил Баташов. – Выше Алайского перевала подниматься не приходилось. А ты, Кузьма, уже бывал на Памире?
– Как не бывать? Бывал! С самим генералом Скобелевым!
– Расскажи нам, дядя, как ты с самим Скобелевым китайцев воевал, – послышались голоса безусых батарейцев.
Ветеран вопросительно взглянул на Баташова.
– Расскажи, Кузьма, раз люди просят. Да и я не прочь послушать твои байки. Михаил Дмитриевич Скобелев и мой военный кумир.
– Было это лет шашнадцать назад. Я только-только прибыл в Маргелан с рекрутской командой из Курской губернии. Родители мои проживают в селе Пятницкое, что в Белгородской волости…
– Я и не знал, что ты курянин, – неожиданно вырвалось у поручика. – Мы же с тобой – земляки!
– Всяко бывает, ваше благородие, – откликнулся Кузьма и, затянувшись цигаркой, продолжал: – Знать, было это лет шашнадцать назад. Был я тогда молодой, да неопытный, и первый год службы показался мне адом кромешным. И когда штабные писаря объявили, что требуются охотники для похода в горы, то я сразу же согласился. Узнав об этом, ротный фельдфебель отвесил мне хорошую оплеуху. Мол, не суйся, куда не знаешь. Посмеялись над моим охотством и старослужащие. Но тогда сам черт был мне не брат. Добился своего, взяли меня в отряд. Так что я по этим тропинкам уже не впервой хаживаю. Недолгим был тот поход. Больше всего мне запомнилась стычка с инородцами в урочище Янги-Арык. Горцы сожгли единственный мост через речку, и когда мы попытались преодолеть ее вброд, открыли из ружей огонь. Видя, что в лоб «халатников» не взять, Скобелев послал охотников в обход позиции, занятой горцами. Через несколько дней разведчики собрали подробнейшие сведения о путях обхода позиции противника. И тогда генерал направил в обход врага, со стороны перевала Талдык, отряд под командой майора Пустошина…
– Какого Пустошина? – перебил рассказчика поручик.
– Константина Павловича, нашего нынешнего отца-командира, – радостно сообщил ветеран. – Мы уже который раз с ним по Памирам хаживаем, – с гордостью добавил он.
– А что дальше было, дядя? – послышались нетерпеливые возгласы солдат.
– А дальше все было просто. Пробрались мы под предводительством майора в тыл «халатникам» и внезапной атакой сбросили неприятеля в реку. Только нескольким главарям удалось бежать. Мы кинулись в погоню, но чуть было не попали под камнепад у озера Кара-Куль. Пришлось повернуть обратно…
Бывалый солдат ловко скрутил цигарку, насыпал туда табак и, прикурив у соседа, самозабвенно затянулся.
– Я слышал, что генерал Скобелев пленил алайскую царицу? – прервал Баташов явно затянувшееся молчание, прерываемое лишь щемящим душу завыванием ветра.
– Да, была царица! – подтвердил Кузьма и, передав цигарку по кругу, продолжал: – После боя под Янги-Арыком царица Алайской долины бежала в Китай. Ну, бежала и бежала. Наше дело воевать. Поступил приказ, и мы двинули дальше в горы. Высотища такая – аж дух захватывает. Выходим однажды в широкую долину, смотрим, а там богатые табуны коней и стада овец пасутся. Вот Михаил Дмитрич и говорит: «Небось, царица вернулась, раз табуны ее здесь». Высланный вперед казачий дозор подтвердил его догадку. И то верно, ведь в ту пору в Памирах только у нее были такие богатые стада и табуны. Увидев нас, почти все инородцы в ужасе кинулись в горы, оставив на произвол судьбы хозяйку большой белой юрты. Пока шли переговоры с рослым джигитом, оказавшимся родственником царицы, из юрты вышла невысокая худая женщина с черным морщинистым волевым лицом. Сложив на груди руки, она поклонилась нашему генералу. Скобелев тут же соскочил со своего коня и, по восточному обычаю прижав правую руку к груди, ответил на поклон царицы. Женщина, войско которой было накануне разбито, не могла и предполагать о таком вежливом обхождении со стороны русского генерала.
«Переведите датхе (датха – это царица, – пояснил Кузьма), – сказал Скобелев толмачу-киргизу, – что я очень рад видеть ее в добром здоровье и надеюсь, что она, пользуясь своим огромным значением на Алае, повлияет на кочевое население склониться к миру и подчиниться требованиям России».
Он говорил о ее мудром управлении, о том, что ее уважают жители соседних долин, и еще много чего. Если говорить коротко, то своими добрыми и ласковыми речами, богатыми подарками генерал пленил царицу. Особенно когда набросил ей на плечи расшитый золотом халат. Бабы любого достоинства очень падки на подарки, – со значением закрутив ус, добавил Кузьма. – Так вот после этого мы с киргизами больше не воевали. Они стали верноподданными, как они говорят, «Ак-паши» – Белого царя…
– Ваше благородие, – неожиданно прервал рассказчика посыльный, обращаясь к Баташову, – господин полковник распорядился через полчаса начать движение.
– Ну что, братцы, отдохнули немного?
– Маненько перекурили, ваше благородие. Пора и честь знать, – откликнулись артиллеристы и, прикрываясь куцыми воротниками шинелешек от бьющей в лицо снежной крупы, поспешили к своим лошадям…
Прежде чем поступила команда продолжать движение, все пушки и боеприпасы были навьючены на лошадей, и коноводы, стараясь подбодрить своих понурых животин, подкармливали их оставшимися с утреннего чая горбушками.
Ветер понемногу стихал, и вскоре тучи, разорванные островерхими скалами на мелкие лоскутки, скрылись за горизонтом. Над перевалом вновь встало солнце, которое, отражаясь от только что выпавшего снега, нещадно слепило людей и животных.
– Не успела одна напасть пропасть, как другая насть, – невозмутимо балагурил Кузьма, натягивая на глаза повязку из шинельного сукна с узкими прорезями.
– Что это у тебя за повязка? – удивился Баташов.
– В горах это самое надежное средство от слепящих солнечных лучей, ваше благородие. Если не побрезгуете, то у меня еще одна штука припасена.
– А что ж, давай, – решительно сказал поручик, и, взяв из рук бывалого солдата пропахший ружейным маслом лоскуток, быстро закрепил его на голове. Сквозь горизонтальные щелки повязки хорошо просматривались окрестности, и, что самое главное, резь в глазах от ослепительного солнечного света значительно уменьшилась.
Перейдя через перевал, колонна начала медленно, но уверенно спускаться в долину, в глубине которой бушевала горная речка.
Люди и обоз растянулись. Меж огромных валунов вяло переставляли ногами измученные солдаты и вьючные лошади.