На задворках империи
Шрифт:
– Благодарствую, барин, на добром слове, – ответила девушка. И тут же, зардевшись до кончиков волос, комкая в руках влажный холст, стремглав кинулась к флигелю.
После завтрака Евгений решил осмотреть своим хозяйским взглядом все поместье, чтобы потом со знанием дела распорядиться насчет ремонта. Не хотелось ударить в грязь лицом перед губернским обществом. Из последнего письма Кульнева он знал, что ближайший сосед и давний товарищ отца по полку граф Петр Ильич Вышегородцев, вышедший в отставку, избран предводителем дворянства Курской губернии. И Евгений решил на следующей
Кульнев, узнав о намерениях барина привести родное гнездо в порядок, тут же услужливо представил ему перечень первоочередных работ, необходимых для поддержания хозяйства и дома в наилучшем виде. На все про все потребовалось не меньше тысячи рулей. Таких денег у Баташова ни на руках, ни на счету в Белгородском уездном банке не было.
– Что же делать? – озабоченно спросил он, с надеждой взглянув на управляющего.
– Не печальтесь, Евгений Евграфович, – бодро промолвил Кульнев, – намедни, в имение купец Фельдман наведывался. Спрашивал, не хочет ли барин запродать рощицу, что у деревни Средние Лубянки. Настоящую цену дать сулил. Может быть, съездить за ним?
– А что это за рощица?
– Да небольшая, десятин двадцать будет. На самом отшибе стоит. Вот и повадились туда чужие мужики по дрова ездить. Я третьего дня там был, видел свежие порубы. Пять лесин христопродавцы срубили и вывезли. Жаловался приставу, да тот за расследование взятку нагло требует. Я отказал. А как же! Ведь у меня каждая копейка на счету…
– И правильно сделал, – удовлетворенно сказал Евгений. – Я сам с ним потолкую. А сколько там, по-твоему, леса?
– Ядреного соснового кругляка, я думаю, не меньше трех тыщь кубических саженей будет, да дров березовых вдвое меньше выйдет.
Занимаясь подготовкой к дальним походам, Баташов частенько сталкивался с купеческими подрядчиками и прекрасно знал, что если не проверять все поставленное ими имущество и продукты досконально, то можно многого недосчитаться. И потому вникал во все финансовые и торговые вопросы, которые многие офицеры почему-то считали делом для себя недостойным. Только когда, порой в самых экстремальных условиях высокогорья, участникам экспедиций помогали выжить те дополнительные килограммы продовольствия, которые ему удавалось вытребовать у прижимистых торговцев, сослуживцы, стыдливо пряча глаза, искренне благодарили его за рачительство.
Вот и теперь, намереваясь продать стоящую на окраине имения рощу, Баташов решил сначала узнать ее настоящую цену.
– А сколько дают за кубическую сажень кругляка в городе? – спросил он у Кульнева.
– Староста Козловки в городу недавно был, приценивался. Он хочет новую избу сложить. Говорит, что кубическую сажень ошкуренных бревен купцы продавали по полтиннику. Но на корню будет стоить поменьше. А за дрова больше гривенника не дадут, – добавил управляющий со знанием дела и, вытащив из внутреннего кармана записную книжку, принялся с помощью карандаша что-то высчитывать, то и дело напряженно морща лоб.
– Так что выходит, если на корню, рублей на девятьсот, не меньше, – подвел итог Кульнев и вопросительно взглянул на барина.
– Так что, ты предлагаешь мне продать эту рощицу? – задумчиво спросил Баташов.
– Пренепременно! Мужики вокруг совсем распоясались, так и норовят чужое захапать. А на полицию надежда маленькая.
– Вези своего купца, – махнул рукой Баташов, – только торговаться с ним сам будешь.
– Знамо дело я, – согласился управляющий, – не барское это дело со всякими купчишками якшаться.
Торг продолжался не меньше часа. Баташов слышал, как Кульнев и купец, надрывая глотки, долго спорили о цене, то доходя до крика, то ненадолго умолкая, чтобы перевести дух. Наконец управляющий, явно довольный собой, предстал на пороге кабинета:
– Семнадцать рублей выторговал я у этого христопродавца, – радостно объявил он и подал хозяину купчую.
– Молодец, – похвалил его Баташов, – а семнадцать рублей я презентую тебе за удачную сделку. Не зря же ты глотку драл.
– Премного благодарствую, барин, – со слезой благодарности в голосе промолвил Кульнев, – купец вас там ждет, хочет что-то сказать, – добавил он, указывая в окно.
– Что ему от меня еще надо? – взглянув в окно на стоявшего во дворе торговца, спросил Баташов.
– По закону купчую должен губернский предводитель дворянства заверить, вот он и ждет, маракуя, что вы тотчас же к начальству наведаетесь.
– Скажи ему, пусть приходит завтра к вечеру. Я постараюсь к полудню все оформить. Раньше граф меня все равно не отпустит.
Наутро Баташов приказал запрячь двуколку. Явно застоявшийся орловский жеребец серой масти косил недоверчиво глазом на приближающегося ездока и норовисто бил о землю копытом, всем своим видом как бы предупреждая: «Если не сброшу, то прокачу!»
И впрямь, едва только Евгений устроился в дрожках и дал слабину вожжам, жеребец без особой натуги взбрыкнул и с ходу рванул по дороге так, что поручик еле удержался в двуколке. Но забирать вожжи не стал. Конь, чувствуя смелого и опытного возницу, вскоре перешел на крупную рысь и за полчаса доставил хозяина в соседнее имение «Осколище» – вотчину графов Вышегородцевых.
Встретить раннего гостя вышел сам хозяин, Петр Ильич, среднего роста, немного сутуловатый, но явно не лишенный внешней красоты старичок-бодрячок в просторном английском пиджаке и голубых шароварах, заправленных в мягкие сафьяновые ичиги. Редкие седые волосы обрамляли его худое, даже несколько аскетичное лицо, которое оживляли лишь большие, блещущие гусарским задором и энергией глаза.
– Это кто же в наши палестины пожаловал? – спросил он, с нескрываемым любопытством разглядывая артиллерийского поручика, лихо остановившего дрожки прямо напротив него. – Неужели это тот проказник-мальчишка, что, будучи однажды у меня в гостях со своим батюшкой, чуть было не утонул в пруду, спасая мою Варюшеньку?
– Да! Это я, ваше сиятельство, – радостно воскликнул Евгений, лихо спрыгивая с двуколки. – Честь имею представиться, поручик Туркестанской артиллерийской бригады Евгений Евграфович Баташов и ваш сосед, – вытянулся в струнку офицер, предварительно разгладив усы.