На закат от Мангазеи
Шрифт:
Макарин оглядел старика. Маленький, по плечо Макарину, сухой как ветка, седой как лунь. Его бледно-голубые глаза смотрели в одну точку, куда-то за спину Макарина, и тому показалось что старик слеп.
– И все-таки я хочу попробовать с ним поговорить. Где он?
– Где-то здесь. Но скоро снова уйдет к себе в леса. Говори мне, чего хочешь. Я ему передам.
Его зрачки вдруг дернулись, словно он что-то внезапно увидел. Макарин оглянулся и успел заметить, как кто-то перемахнул с борта дальнего коча на берег.
– Это он? Старик!
Старик не ответил, и Макарин крикнул вдогон:
– Шубин! Стой!
Человек оглянулся, и Макарин увидел загорелое до черноты лицо и белые, выгоревшие волосы. Макарин машинально шагнул к нему, но тот вдруг согнулся, будто охотник, преследующий дичь, бросился в сторону и пропал в толпе на пристани.
– Пойдешь со мной, старик, – повернулся Макарин, но старика уже не было рядом.
Проклиная все на свете, поморцев, стариков, немцев, голландцев и собственное невезение, он двинулся обратно к пристани, выстраивая планы. Найти казаков и стрельцов, перекрыть все дороги, выставить дозоры, чтобы Шубин в леса не ушел, допросить старика.
И тут откуда-то издалека, со стороны восточного края города, донесся резкий грохот выстрела. Пристань замолкла, все повернулись в ту сторону, прислушиваясь. Некоторое время стояла мертвая тишина, только выл ветер и кричали взбудораженные чайки. Продолжения не последовало, и люди облегченно вернулись к своим делам, спорам, крикам, только кто-то на грани слышимости проговорил тихо:
– Споймал-таки Гришка свово одноглазого душегуба…
Макарин быстрым шагом свернул с пристани вглубь города и двинулся вдоль бесконечного ряда амбаров, складов и мастерских, туда, где стреляли.
Долго идти не пришлось. Бревенчатые стены по обеим сторонам вдруг кончились, и Макарин оказался на голом пригорке. Впереди, на соседнем холме, уже начинался густой лес, а внизу, там, куда вилась утоптанная дорога, виднелась старая приземистая изба. Изба была окружена низким забором, к которому лепились хозяйственные постройки. У снесенных ворот толпилось человек десять казаков с ручницами и саблями наизготовку. Некоторые из них прятались за забором, опасливо поглядывая на избу.
Гришка Кокарев, воевода, пьяница и спаситель, стоял в воротах, широко расставив ноги и выпятив небольшое, но крепкое пузо. Кафтан его сиял красной и золотой вышивкой, шапка была лихо заломлена на ухо, а сапоги блестели как зеркало. В руках у него была подзорная труба, из которой он зачем-то внимательно разглядывал находящуюся в десяти шагах избу.
Когда Макарин спустился вниз, Кокарев сложил трубу и заорал:
– Одноглазый! Выходи, кому говорю, мне ждать надоело! Пушку прикачу, всю избу на щепки изведем!
Со стороны избы что-то невнятно промычали.
– Выходи, говорю, хуже будет, – крикнул Кокарев, обернулся, увидел Макарина, – А, дьяк. Это хорошо. Это ты здесь вовремя… Одноглазый! К тебе вчерашний дьяк пришел, спрашивает, пошто убить его хотел? Отвечай, ирод!.. – он повернулся к Макарину. – Извиняй, дьяк, мой недогляд. Сам понимаешь, казаки, кровь горячая, но то что на целого дьяка замахнулись, это моя вина… Хочешь, отвечу.
– Сперва его оттуда выкурить надо, – сказал Макарин. – Допросить. Так что лучше без пушек.
– Как скажешь. Одноглазый! Дьяк тебя жалеет. Поэтому пушки не будет. Будет сено и смола! Скоро мы тебя выкуривать начнем!
– Нет. Сгорит. А допросить надо.
Кокарев внимательно глянул на Макарина. От воеводы ощутимо пахло брагой, но выглядел он трезвым.
– Не скажет он тебе ничего, дьяк. Совсем с ума сошел со своими самоедскими выдумками. Только проклятиями сыпет. Раньше нормальным был, а в последнее время словно болотных грибов нажрался.
– Все равно мне с ним поговорить надо. Как его зовут по-настоящему?
Воевода сперва моргал, не понимая. Потом цыкнул ближайшему казаку:
– Горелый! Как зовут Одноглазого?
Щуплый казак, такого темного, будто действительно обгорелого, цвета кожи, глянул на него ошалело, раскрыв рот.
– Вот ты дубина. Кто-нибудь знает? – Все молчали, пожимая плечами. Воевода раздраженно махнул рукой. – Дьяк, никто не знает. Будем считать, что Одноглазого зовут Одноглазый.
Макарин хмыкнул, шагнул внутрь двора.
– Дьяк, обожди, – остановил его воевода. – У него два самопала. Шмаляет как только кого видит. Но у меня идея. Бреди потихоньку справа, со стороны глухой стены. У него дверь в эту сторону открывается, так что он тебя не зацепит, разве что совсем высунется. И главное болтай побольше, отвлекай. А мы тут кое-что придумаем.
Он приглушенно свистнул, махнув руками в обе стороны, и два казака из числа, прячущихся за забором, двинулись пригибаясь в обход, направо и налево.
Воевода отошел вбок, и Макарин крикнул в сторону избы:
– Казак! Я дьяк Разбойного Приказа Семен Макарин. Хочу с тобой поговорить. Не стреляй.
И осторожно двинулся внутрь, придерживаясь правой стороны.
Из избы доносились странные звуки, какое-то бормотание, мычание, тонкий тихий вой. Только на середине пути до Макарина дошло, что это воет и мычит Одноглазый.
– Я хочу с тобой поговорить, спросить кое о чем. Тебе ничего не будет. Главное ответь. Зачем ты на меня напал?
Бормотание стало громче, и Макарин уже различал слова.
– Вы все умрете, все умрете, они придут за вами, и убьют вас, никто не спасется, не надо было тебе приезжать, дьяк, теперь станет хуже, намного хуже, вы все умрете…
– Кто придет, казак? Кто тебя послал напасть на меня? Кто еще замешан?
– Вы все прокляты, все умрете, проклята ваша земля, проклята ваша Мангазея, проклято все ваше государство, не будет его скоро, они придут за вами, хозяева придут, хозяева спустятся с небес, хозяева поднимутся из ям в земле, хозяева выйдут из холмов, это их земля, не будет вас скоро, вы все умрете…