На заработках. Роман из жизни чернорабочих женщин

Лейкин Николай Александрович

– Еще милость Божья, что у меня угол есть и за него до послезавтрого вперед заплачено, а то была бы просто беда, – продолжала баба с головой укутанной платком.

– Тоже, должно быть, издержалися, милая? – поинтересовалась Акулина.

– Да ведь, почитай, неделю без работы живу, так как же… Останусь на Пасху без места, так уж не знаю, что и делать. Есть у меня, кроме этого платка, еще один платок на квартире, этот платок можно и побоку, но за него больше полтинника никто не даст, потому платок – дыра на дыре. Разве что уж на подушку придется жить, потому, рассуждаю я так, что можно и без подушки спать, а платье под голову.

– Наймешься еще к Пасхе-то. Полно тужить, тетенька, – успокаивала ее Арина.

– Ну, не скажи. По вчерашнему и по сегодняшнему найму просто колодой заколодило. Идти в контору и там записаться на наем – сейчас деньги потребуют за записку. А где их взять? Беда, чистая беда.

– Акулинушка, где же нам сегодня переночевать-то, ежели не наймемся на места? – спрашивала свою землячку Арина.

– Да уж теперь какие наймы! – отвечала та. – Действительно, надо о ночлеге подумать. Милушка, а где же здесь, к примеру, постоялый двор, коли ежели переночевать нам? – отнеслась она к бабе с головой окутанной платком.

– Да переночевать-то можно и у нас в углах, коли ежели у вас паспорты в порядке.

– В порядке, в порядке, милая.

– Ну так хозяйка пустит. Пойдемте со мной. По пятачку она пустит.

– По пятачку с каждой?

– Ну да.

– Фу, как дорого!

– Как дорого? Да ты, умница, должно быть, цен питерских не знаешь. В ночлежном доме и то берут по пяти копеек с носа.

– В ночлежном доме за пять копеек с угощением, – откликнулась женщина с синяком. – Там вечером кружка чаю с куском сахару и с куском хлеба полагается.

– Так ведь в ночлежный-то дом, где с угощением, не всегда и попадешь, коли попозднее придешь. Там, милая, спозаранку места караулят – и всегда все места заняты, особливо на женской половине, – отвечала баба с головой окутанной платком. – Женское отделение маленькое – ну и умаление всегда. Я по зиме раза три туда совалась – и все полно да полно. Придешь – и поворотишь оглобли назад. Пять копеек за ночлег и в таких домах берут, где вовсе без всякого угощения.

– Врешь. Есть и за три копейки. Вот я три дня подряд ночевала за три копейки, да и сегодня туда пойду.

– Голубушка, нельзя ли с тобой нам идти? Проводи нас, – обратилась Акулина к женщине с подбитым глазом.

– Отчего же? Очень просто. Пойдемте.

– Да уж пожертвуйте вы по пятачку-то и идите к нам, – приглашала Акулину баба с головой укутанной платком. – У нас квартира, у нас, по крайности, спи спокойно и чувствуй, что у тебя все твои вещи целы будут. А ведь за три копейки не ведь где ночевать, так того и гляди, что или чулки у тебя украдут, или платок стащат.

– Сделай, брат, одолжение… Коли хозяину что отдашь – все цело будет, – отвечала женщина с подбитым глазом.

Баба с головой укутанной платком, продолжала звать к себе Акулину и Арину:

– Пойдемте, землячки, к нам. По пятачку отдадите, так уж, право, спокойнее будет.

– Умница, да откуда денег-то взять? Ведь нам надо тоже тот расчет держать, что ежели завтра не наймемся, так было бы на что поесть.

– Ну, Бог не без милости. Авось завтра и найметесь. Ведь вы вот со здоровыми ногами, вы на поломойство наняться можете, так вам с полгоря. Хозяйке по пятачку отдадите да ежели на копейку сахару купите, то я вас и чайком дома попоить могу. Чай у меня есть. Заваривать у хозяйки буду, так и вас попою за милую душу.

Акулина и Арина колебались, куда им идти на ночлег. Напиться чаю, не видав целый день горячей пищи, было заманчиво. Они стали шептаться друг с дружкой, рассчитывая, сколько у них останется назавтра денег, ежели они позволят себе это удовольствие.

В это время под навес зашел какой-то бакенбардист в потертом пальто и в войлочной рыжей шапке, посмотрел направо и налево, обозревая присутствующих, и сказал:

– Двух поденщиц нам на завтра с утра требуется. На Гороховую улицу. Будем рамы зимние выставлять, так чтобы все окна перемыть, двери, полы, которые ежели не паркетные, и все прочее.

Под навесом просияло. Почти все женщины поднялись со скамеек и приблизились к нему.

– Прийти к семи часам утра. Я сейчас адрес дам, – продолжал бакенбардист.

– Давай, голубчик, давай. Вот я могу, да вот и она, – послышалось со всех сторон, и несколько рук протянулось к нему.

Все протискивались, стараясь быть впереди. Подскочила к бакенбардисту и Акулина.

– Нас возьмите, барин, нас! – кричала она. – Мы вот две из одного места. Арина! Иди сюда! Чего ты, дура, там сзади-то торчишь!

– Постой! Постой! Не напирай! Чего вы лезете-то! – крикнул бакенбардист. – Цена?

– Да ведь уж положение известное: шесть гривен, – раздалось где-то.

– Врет, врет она. Положение – полтина. Чего ты запрашиваешь-то!

– Я считаю, что и полтину-то дорого.

– Как дорого? На стирку по полтине-то в поденщину ходим, так там кофеем поят и харчи дают.

– У нас и работы-то всего часов до трех-четырех дня. Ну ладно, и мы чаем попоим. А только сорок копеек. Нам двух женщин требуется.

– Хоть шесть штук, а только меньше полтины нельзя, – слышалось со всех сторон.

– Бери нас, барин, бери… Мы вот двое и за сорок копеек пойдем, – тронула Акулина бакенбардиста за рукав и указала на себя и Арину.

Бакенбардист посмотрел на них и сказал:

– Ну ладно. Приходите. Гороховая улица, № 117. К господину Крылину. Да вот я сейчас запишу. Только приходите к семи часам утра.

Бакенбардист вынул из кармана клочок оберточной бумаги и карандаш и стал писать адрес.