На железном ветру
Шрифт:
— Говорите, запомню.
— На случай, если окажетесь в Берлине. Каждый первый и каждый третий вторник месяца ровно в 18.30 вы должны стоять у входа в Тиргартен-парк со стороны арки Бранденбургских ворот. У вас должен быть забинтован указательный палец левой руки. Именно указательный, именно на левой руке. К вам подойдет человек и скажет: «Ну и погода сегодня! Как во Флориде, не правда ли?» Вы ответите: «Нет, как на Бермудах». Остальное предоставьте ему. Скажет он по-немецки, ответить вы должны тоже по-немецки. Сколько-нибудь знаете немецкий язык?
— Так... общепринятые слова, ходовые фразы. Но узнать слова «погода», «сегодня» и тем более «Флорида» я смогу. И ответить «Nein, wie auf Bermuden» — тоже.
— Прекрасно. Если школа окажется вне Берлина, в провинции, напишете письмо по адресу: «Берлин, главпочтамт, Вольфгангу-Фридриху Ренке, до востребования». Из письма должно быть видно, что вы обращаетесь к другу, — несколько общих фраз, но непременно укажите городок, в котором вы живете. Или ближайший к месту вашего обитания пункт, в котором есть почта.
И опять с забинтованным пальцем левой руки, и опять ровно в 18.30, но теперь уже каждое 15-е и 25-е число месяца вы должны прохаживаться около почты. Слова пароля те же. А теперь, Антон, повторите сказанное.
К удивлению Михаила, Северцев повторил все слово в слово, без единой ошибки или запинки.
— У меня есть предложение, — сказал он. — Что, если захватить с собою зажигалку? Ведь в Москве не отказались бы иметь фотографии преподавателей школы.
— Давайте считать, Антон, — с юмором поглядывая на него, сказал Михаил, — что этим предложением вы и ограничите жажду самодеятельности. Вы забываете, что в разведывательной школе придется иметь дело не с малоискушенными юнцами, а с матерыми, многоопытными разведчиками. Они мигом раскусят ваш трюк с зажигалкой. Ну-ка, давайте ее сюда.
Северцев подошел к окну, запустил руку за батарею парового отопления и вытащил оттуда швейцарский «гибрид». Опустив его в карман, Михаил кивком указал на стул.
— Надо посоветоваться, Антон. Мне, видимо, придется встретиться с Юрием Ферро. Что вы об этом думаете?
— С Юрием? Вы что же, надеетесь получить через него портреты остальных? — Антон в раздумье покачал головою. — Не знаю.
— По-вашему, это невозможно?
— После знакомства с вами я понял, что невозможного нет, — улыбнулся Северцев. — Конечно, Юра не фашист... Но и к простенькому ларчику неплохо бы иметь ключик.
— Ключик есть.
Михаил рассказал о том, как Юрий скрыл от Брандта осведомленность Лоры в делах последнего.
— Неплохо, — сказал Северцев. — По сути дела Юрка совершил предательство по отношению к своему шефу. Только вот что... — он притушил взгляд, руки его беспокойно теребили край скатерти. — Не знаю, стоит ли об этом... Словом, прошу вас, Жорж, — позаботьтесь о безопасности Лоры. Чем черт не шутит...
— Этого можно было не говорить, — заметил Михаил.
Северцев вскинул на него повеселевшие глаза.
— Тогда все в порядке. А Юрию представьтесь иностранным журналистом или издателем. Не жалейте комплиментов, он их любит. У меня есть пара газет с его стихами, могу дать.
Порывшись на этажерке, Северцев нашел два старых номера «Возрождения».
Михаил встал, крепко пожал ему руку.
— До свидания, Антон. Теперь, если мы встретимся, то уж в Советском Союзе. Я очень бы этого хотел.
— Я тоже.
— Мы встретимся, дружище. Все будет хорошо.
— Надеюсь, Жорж.
Северцев был серьезен и невозмутим. Михаил с удовлетворением отметил, что этот парень не нуждается в утешительных словах.
В тот же день Михаил купил в аптеке капсулу с какими-то пилюлями — металлический цилиндрик чуть поменьше мизинца. Отвинтив крышку, выбросил пилюли, а вместо них вложил свернутые в трубочку негативы. Вечером спрятал капсулу под лестницей в пансионате в зазоре между каменными ступенями.
Брандт не оставлял времени ни на долгие раздумья, ни на основательное прощупывание Юрия Ферро. То, что о Юрии знал Донцов, не давало ему ни малейших гарантий безопасности. Вступать с Юрием в контакт означало примерно то же, что шагать ненастной ночью по незнакомой горной тропе. Не знаешь, куда ступит нога в следующую секунду: в пустоту пропасти или на порог гостеприимной хижины. Михаил подумал, что в сущности смешно в его положении говорить о каких-то гарантиях безопасности. Любой ажан на улице, которому придет фантазия спросить у него документы, может его провалить. И тем не менее он разгуливает по Парижу и не думает о гарантиях. Нечего тянуть, надо пойти на встречу с Юрием, надо рисковать. Риск — неотъемлемое свойство твоей профессии. Привычка к риску должна стать твоим профессиональным качеством. Ведь рискнул же ты в случае с Антоном, и в результате — успех. Да еще какой успех! Ты не только получил портреты семи будущих фашистских разведчиков, но совершил то, о чем лишь мечтал Воронин: внедрил в германскую разведывательную школу своего парня.
Убеждая себя таким образом, Михаил понимал: мысли эти идут не от разума, а от его слишком эмоциональной нетерпеливой натуры. Той самой натуры, которую когда-то не однажды укрощал Холодков. Привычка к риску, к опасности? Но ведь тот же Воронин говорил: «Привычка к опасности — глупость. Такой привычки не существует. Есть притупление чувства опасности, то есть потеря чувства реальности». Справедливые слова. И напрасно он толкает себя на темную, неизведанную тропу. И пример с Антоном ничего не значит. В случае с Антоном было семьдесят процентов уверенности в успехе и, пожалуй, только тридцать процентов риска. Уверенности, основанной на точном знании. А сейчас в нем говорит самоуверенность — продукт извечного русского «авось».
В течение нескольких дней Михаил дежурил на улице Меркурий. Ничего нового он не узнал, кроме того, что Юрий ведет рассеянный образ жизни и устроить с ним встречу в канун новогодних праздников совершенно невозможно. С утра до вечера он был окружен приятелями либо веселился в студенческих компаниях на Вульминге, либо принимал хмельную ораву у себя дома, и тогда на втором этаже допоздна светились окна. Заглядывали к нему и девицы. Парень, как видно, пользовался отсутствием родителей и не терял времени даром.
Кончилось веселье на второй день нового года. Около одиннадцати утра Юрий, помятый и какой-то полинявший, пересек улицу и зашел в кафе.
— Как встретили Новый год, мсье Ферро? — осведомился буфетчик.
— Прекрасно, Андре. Но, должен признаться, мое участие в этой встрече отнюдь не было обязательным. Что поделаешь — у меня много друзей.
Юрий выпил три чашки кофе и вернулся домой. Он выглядел озабоченным и часто вздыхал.
«У парня наступило похмелье, — думал Михаил. — Воля его подавлена раскаянием. Ему необходимо оправдаться перед собою, вновь почувствовать к себе уважение. Более благоприятный момент повлиять на него вряд ли представится. Сегодня неудобно. Надо дать ему немного прийти в себя. Да и Лора занята. Но завтра... завтра воскресенье...»