На златом крыльце сидели…
Шрифт:
– О, vip-места свободны, – объявил Борис.
– А мне в дождь нравится. Народу никого. И купаться клево, – сказал Валерка.
За деревьями отсвечивало водохранилище. В непогоду вода казалась серой и тусклой, как старое зеркало с изъеденной амальгамой. На высоких берегах стояли стражи-сосны. Очертания их красноватых, словно сделанных из меди, стволов были размытыми за пеленой дождя.
Зона отдыха представляла собой гремучую смесь райского уголка и свалки. Обертки от мороженого, бутылки, полиэтиленовые пакеты валялись повсюду,
– Че за свинарник? Каждый раз одно и то же. Как будто на помойке живут, – возмутился Алик, ногой отбрасывая мусор с облюбованной площадки.
Гриша достал пакет и принялся методично собирать мусор.
– Гришань, может, тебе уборщиком сюда наняться? Не надоело тебе каждый раз таскаться с мешком? За всеми не уберешь, – покачал головой Валерка.
– Гришаня – наша совесть. Готов спорить, мне этот хлам придется в город тащить. Как будто у меня не легковушка, а мусоровоз, – усмехнулся Алик.
– Вам же не нравится, когда вокруг грязно. Тогда в чем вопрос? – привычно отмахнулся Гриша.
– А по мне так можно на мусор не смотреть. Лично мне он не мешает, – сказал Борис.
– Ты у нас личность творческая, в мечтах живешь. А мы люди приземленные. Если наступил в дерьмо, значит, конкретно. Давай сооружать мангал, пока дождь все на фиг не намочил.
– Точно. Давайте еду наладим. Я голодный как собака, – с энтузиазмом поддержал Алика Боря.
Он вынул из сумки пластиковые коробочки с салатами, нарезку и, не дожидаясь начала застолья, отправил в рот кусок колбасы, доказав, что творческой личности не чужд зов желудка.
– Борька, ты когда-нибудь сытым бываешь? – подтрунил над ним Гриша.
– Не завтракал. На полной мели, – развел руками Боря.
– Сколько я тебя помню, ты всегда на мели, – хмыкнул Алик.
– Не всем же быть денежными мешками. Страшно далек ты от народа. А нам, творческим людям, зарплату два раза в месяц не платят. Приходится крутиться. Кстати, одолжи стольник. На пару дней.
– Борька, сотню даже взаймы давать западло. Бери так, но ты ведь через пару дней опять за стольником прибежишь.
– Прибегу. А куда деваться? Поэтому без отдачи не возьму. Только в долг.
– У нищих тоже есть свой кодекс чести, – засмеялся Валерка.
– Чего ты на стольник сделаешь? – спросил Алик.
– Кофе куплю. Я без него с утра не человек. Знаешь, как-то Бальзак остался без гроша. Его слуга пошел в магазин и на последние деньги купил хлеба. Возвращается, Бальзак увидел хлеб и накинулся на беднягу: «Каналья! В доме ни ложки кофе, а ты хлеба накупил».
– Так то Бальзак, – как по команде, протянули Алик и Гриша.
– Может, я тоже классиком стану.
– Пока ты классиком станешь, мы все в ящик сыграем, – сказал Валерка.
Алик кинул Борису ключи от машины.
– Ладно, писатель, не рви душу. Бумажник в бардачке. Возьми пятьсот, чтобы тебе еще и на хлеб хватило. Я себе не прощу, если классик отбросит копыта с голоду.
– Алик, ты человек, хоть и капиталист, – просиял Борька.
– Балабол, – хмыкнул Алик.
Боря скоро вернулся, мокрый, но довольный.
– Ну дела, вообще никого, – отряхиваясь, сказал он. – Прямо фантастический фильм: последние во Вселенной.
– Да, девочки на сегодня отменяются, – вздохнул Алик.
– Дались вам эти девочки. Без них спокойнее, – буркнул Валерка.
– Квазимодо в своем репертуаре, – насмешливо улыбнулся Боря.
– На то он и Квазимодо, – поддакнул Гриша.
Прозвище Валерка заслужил в третьем классе, в честном кулачном бою.
С раннего возраста внешность была его проклятием. Он выглядел, как амур с потолочных росписей дворцов позапрошлого века. Светлые кудрявые волосы, пухлые щечки и огромные голубые глаза в обрамлении темных по-девичьи загнутых ресниц. Каждая женщина считала своим долгом выразить свое восхищение красивым ребенком и потискать малыша, как будто он был живой игрушкой.
Однако худшее началось, когда Валерка подрос и пошел в школу. Мальчишки обливали его презрением, словно он сам выбрал такую девчоночью внешность. Валерка изо всех сил старался влиться в мужскую компанию. Он нарочно хамил одноклассницам, чтобы они отстали, и вполне преуспел в этом. Девчонки его терпеть не могли и считали грубияном и задирой. Но это не прибавило ему уважения мальчишек. Однажды Валерка даже подстриг ресницы, решив, что это добавит ему мужественности, но увы. Скоро ресницы отросли и стали еще длиннее.
В третьем классе Валерку перевели в другую школу. Он надеялся, что здесь все будет иначе, но не тут-то было. Он сразу же привлек внимание. Девчонки строили ему глазки и ссорились из-за того, кто будет сидеть с ним за одной партой. Естественно, мальчишки немедленно возненавидели новенького. Переломный момент в его жизни наступил в один из последних дней золотой осени.
Ребята из продленки высыпали во двор. Кто-то побежал гонять мяч, кто-то собирал желто-красные кленовые листья, только Валерка сидел в одиночестве. Он был чужаком. Пристроившись на ступеньках, он исподволь наблюдал, как его одноклассники Алик, Борька и Гриша, рассматривают альбом с наклейками. Эти трое были неразлучны. Они не насмехались над Валеркой. Они просто не обращали на него внимания.
Валерка не заметил, как к нему подошла девочка из пятого класса.
– Хочешь, пойдем порисуем вместе? – сказала она, протягивая ему мелок.
Появление девчонки было совсем некстати.
– Я не умею, – буркнул Валера и покраснел.
Тут пробегавший мимо взъерошенный пятиклассник толкнул девочку:
– Эй, Серегина, ты чего к малышне пристаешь?
– Уйди, дурак, – отмахнулась она.
Вопреки ее недвусмысленной просьбе, мальчишка остановился и направил свое внимание на Валерку: