На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Вронский Борис Иванович

В маршрут отправляемся втроем: я, Лукич и Губанов. Лукич сейчас не может заниматься своей непосредственной работой — опробованием, так как земля еще мерзлая и везде избыток воды, но ознакомление с районом ему очень пригодится: карт ведь у нас нет. Губанову придется все это лето работать вместе со мной, и он, кажется, не особенно этим огорчен. Что касается Котмана, то он буквально, просиял, узнав, что остается у Светлова. Их маршруты не будут превышать двух-трех километров. Основная работа Котмана будет заключаться в описании разведочных выработок. Это его вполне устраивает.

И вот 5 июня, нагруженные до отказа, мы отправились в долгий путь. Слегка сгибаясь под тяжестью рюкзаков, медленно шагала

наша группа по вершинам сопок, окаймляющих левый приток Аркагалы — речку Контрандью, что означает, как разъяснил мне в свое время Михаил Петрович, «врезанная». Речка полностью оправдывает свое название. В нижнем течении она глубоко врезается в коренные породы — черные тонкоплитчатые сланцы, а в верховьях в стремительном порыве вгрызается в широкое плоское дно долины Худжаха.

Перед нами открылась замечательная картина так называемого речного пиратства, когда система одной реки перехватывает притоки другой. Здесь этот процесс выражен исключительно наглядно. Широченная долина Худжаха без всякого перевала круто обрывается в долину Контрандьи, а его притоки, вернее, бывшие притоки неподалеку от своих прежних устьев вдруг делают крутой заворот в сторону Контрандьи, перехваченные верховьями последней.

Контрандья порадовала нас несомненными признаками золотоносности. По пути в изобилии встречались обломки даек порфиров и порфиритов, длинными полосами тянущихся на значительные расстояния. В большом количестве попадались развалы кварцевых обломков. После удара молотком на свежем изломе часто можно было видеть обильные включения рудных минералов — пирита и арсенопирита, частых спутников золота. Чувствовалось, что здесь проходит рудоносная зона, которая пересекает долину Контрандьи.

Мы спустились вниз. Не терпелось скорее взять пробу из речных отложений. Хотя по руслу Контрандьи мутным бешеным потоком неслась желтая вода, здесь было много участков с крутыми обнаженными берегами, к которым можно было подойти. В некоторых случаях видно, как на поверхности коренных пород — песчаников и сланцев — залегает галька, перемешанная с песком и глиной.

Такие места, где отчетливо проходит граница между коренными породами и речными отложениями, — так называемый спай — встречаются не часто. О них мечтает каждый поисковик, так как здесь самое благоприятное место для опробования. Водный поток, неустанно работая в течение неизмеримо долгого времени, измельчает, переносит и откладывает разрыхленные горные породы. Вместе с ними переносятся и откладываются частицы тяжелых минералов, так называемый шлих, в котором находится также и золото, если оно, конечно, есть в этом районе. Благодаря своему тяжелому удельному весу эти минералы, особенно золото, постепенно оседая, отлагаются в основном в нижних частях наносов, у поверхности коренных пород, часто по трещинам проникая в последние. Вот почему «спай» — наиболее благоприятное место для опробования. Если золота в «спае» нет, трудно рассчитывать, что оно будет в более высоких слоях речных отложений.

Однако взять пробу оказалось не так-то легко. Породы еще не успели оттаять и, скованные мерзлотой, не поддавались нашим усилиям. С большим трудом при помощи гребка и геологического молотка нам удалось наскрести немного более половины лотка из «спая». С трепетным чувством надежды принялся я за промывку. И вот она закончена. Осторожно смывая последние остатки породы, сливаю избыток воды и легкими круговыми движениями покачиваю лоток. Его дно покрыто узкой полоской серовато-черного шлиха, среди которого, то появляясь, то исчезая, желтыми матовыми огоньками поблескивают две крупные золотинки и около десятка знаков — мелких чешуек золота.

Итак, золото на Контрандье есть, и, по-видимому, неплохое.

— Ну, Лукич, принимай хозяйство. Здесь будет над чем

поработать. — Лукич довольно ухмыляется. Гриша смотрит несколько разочарованно. Он видит золото впервые, и две золотинки его явно не устраивают.

По плоским залесенным вершинам, отделяющим Аркагалу от Худжаха, мы только на четвертый день дошли до устья ключа, где полтора месяца назад соорудили лабаз. От Михаила Петровича мы узнали название ключа — Джавджуганджа. К сожалению, мы не смогли выяснить, что оно означает.

За время нашего отсутствия все кругом изменилось. Вокруг пышно раскудрявился лес, и лабаз стал совсем неразличим в густой зеленой чаще.

Джавджуганджа удивила нас необычными, до сих пор нам не встречавшимися образованиями. В одном месте, проходя по галечной отмели, Гриша вдруг провалился по колени в какую-то странную, похожую на солидол, студнеподобную массу. С большим трудом удалось вытащить его из этой своеобразной ловушки, в которой он чуть не оставил сапоги. Хорошо, что внизу почва мерзлая и глубина этого студня сравнительно небольшая. Осенью, когда почва оттает на значительную глубину, выбраться из такой «солидоловой» трясины — дело очень нелегкое.

Это так называемый бентонит — гель, т. е. желатинообразное состояние кремнистых пород, широко развитых на этом участке. Мне вспомнился рассказ Михаила Петровича о том, что в долине Тал-Юряха — ключа, расположенного несколько ниже Джавджуганджи, — есть непроходимое место. Он сам видел, как дикий олень, пытавшийся перебежать его, провалился и погиб. Я без особого доверия отнесся к этому рассказу, считая, что неправильно понял Михаила Петровича. Теперь мне стало ясно, в чем тут дело.

На следующее утро мы перебрались в долину Тал-Юряха. Целый день бродили мы здесь.

Тал-Юрях очень своеобразен. Природа щедро рассыпала вокруг разные чудеса, то радуя, то огорчая исследователя. Черный, красный, белый, зеленый цвета, переплетаются здесь в сложных сочетаниях. В одном месте крутым шестиметровым обрывом чернеет мощный угольный пласт, прикрытый тонкой шапкой галечника. А вот краснеют гигантские нагромождения шлака, обгорелых пород. Все дьявольски перековерканное, с впадинами, провалами, буераками — зловещие следы каменноугольного пожара. Сколько тонн драгоценного топлива израсходовано понапрасну! Сколько миллионов калорий потрачено для того, чтобы переплавить, ошлаковать без всякой пользы, — зря всю эту массу окружающих пород, превратить их во что-то не поддающееся описанию!

В белых тончайшего сложения кремнистых слоях, чередующихся со смоляно-черными углистыми сланцами, видны ажурные отпечатки каких-то диковинных растений; их стебли и листья четкие, яркие, с мельчайшими деталями. А в каких-то зеленоватых илах неясного происхождения, нелепо перемятых и неизвестно на чем залегающих, — полное отсутствие каких-либо следов органической жизни…

Начало июня — самое хорошее время: нет ни комара, ни мошки, ни другой кровососущей нечисти. Мы, работая по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки, постепенно приближались к дому. С непривычки основательно давала себя чувствовать усталость, и мы с нетерпением ожидали прихода на Знатный. Там можно и отдохнуть пару дней, и вымыться в бане, и побриться, и бельишко переменить, и последние новости узнать, да и поесть немного разнообразнее. Питание наше свелось в конце концов к полужидкой гречневой кашице-кондеру с мясными консервами. Правда, иногда в него для разнообразия добавляется неожиданный дар природы — либо горемыка куропач, либо неудачник хариус, либо случайно найденные куропаточьи яйца. Голода мы не испытываем, но и особой сытости также. Большим подспорьем служат сухари. Обычно вместо хлеба пеклись лепешки. Иван Иванович наладил хлебопечение И на славу насушил нам сухарей. Они оказались очень удачным нововведением.