Набат. Агатовый перстень

Шевердин Михаил Иванович

Чувствуя себя поздоровевшим, Касымбек ликовал. Ему не терпелось похвастаться своими успехами, и он всё чаще появлялся в саду у Жаннат. Она и не пыталась скрывать отвращение, но он не унывал. Он стоял обыч­но у калитки и говорил, обращаясь к Фариде:

— Сестра, что же ты молчишь?.. Ты расскажи моей ясноглазенькой, какой я красавец... джигит. О, ты разве забыла, как вздыхали по мне кареглазые регарки? Ни одна приглянувшаяся не могла устоять. Ха-ха! Скоро я опять буду здоров. Силы вливаются в моё тело! И смот­ри, госпожа Жаннат, я, как поэт Мансур-и-Ширази, преклоняюсь перед тобой, перед твоей красотой, я — мо­гущественный воин, перед которым трепещут люди и ангелы, — говорю тебе:

«В саду красоты есть тысяча подобных мне, несча­стному, страстно влюблённому в свежую розу твоего лица». Он закрывал лицо руками и с возгласом, похожим на рыдания, выбегал в калитку. Касымбек приходил ещё не раз.

Но он не делал попыток приблизить к себе Жаннат. Нет! Касымбек лишь горячо утверждал, что Жаннат полюбит его, когда он избавится от своего недуга.

Кто знает, быть может в этом жестоком безжало­стном человеке красота Жаннат вызывала не просто вож­деление, а подлинное глубокое чувство?

Сидя на своем шохтуте и лакомясь ягодами, Жаннат беседовала со своими козлятами,

— Не лучше ли нам убежать, а? Как вы думаете, дорогие мои?!

 Глава тринадцатая. НА ЛУННОЙ ДОРОЖКЕ

Кто по пытается сорвать розу — уко­лется.

Кто попытается поесть мё­ду — того ужалят.

Худжанди

Даже тени его наносил он удары кинжалом и мечом.

Тейан-п-Бами

Когда опасность гонится по пятам, то и трус стано­вится богатырем. При всей своей всегдашней дерзости и вызывающей манере держаться, Иргаш никогда не отличался особой смелостью, а с тех пор, как он побывал в застенках бухарского зиндана, он так полюбил бренные наслаждения жизни, что растерял и последние крупицы того, что имеют обыкновение называть мужеством. В присутствии Чандра Босса, под его неподвижным, испы­тующим взглядом оловянных глаз, гипнотизируемый ритмичным подергиванием всегда висевшей на его руке тяжелой плети из буйволовой кожи, Иргаш совсем те­рялся и начинал плохо соображать. За плечами у него висел отличный одиннадцатизарядный винчестер, а пулю он умел посылать на двести шагов в глаз джейрану. Сутулившаяся спина Чандра Босса покачивалась впере­ди совсем близко, чалма белела на жёлтом фоне степи и гор, но непрестанное подергивание руки и шевелящая­ся змея плети, точно наблюдавшая за всем, что делается вокруг, парализовала волю Иргаша, приводила в состоя­ние оцепенения. Душа хвастливо кричала: стяну тебя с твоей проклятой клячи, пристрелю, вырву глаза, напьюсь крови, изрежу на куски. Ненависть, месть раздирали грудь Иргаша. Перед глазами с назойливой настойчи­востью возникала картина: стыдливо опустив ресницы,, Дильаром стоит в дверях и разговаривает с уходящим, улыбающимся Чандра Боссом. Знал Иргаш, как и мно­гие, как и весь Файзабадский базар, что Чандра Босс не жалеет денег, когда ему понадобится женщина. Знал Иргаш и многое другое. И даже то, что все, кто служил у Чандра Босса, рано или поздно исчезали бесследно. Куда исчезали люди Чандра Босса, что с ними слу­чалось — никто не знал, но ходили слухи один темнее другого и вызывали у Иргаша слабость в ногах и руках.

Только изредка он взглядывал на покачивающуюся на верблюде в большой корзинке закутанную фигурку Дильаром с ребёнком на руках и, скрипнув зубами, опу­скал глаза.

Тяжело гружённые верблюды, громко бряцая коло­кольцами и жестяными ведёрками с приделанными языч­ками, брели цепочкой по степи, по холмам. Чандра Босс вёл караван целиной или чуть заметными пастушьими тропами, о которых даже многоопытные караванбаши говорили: «Тут и волки не рыщут. Плохая дорога. Hи отличишь на ней ни ночи, ни дня». Они проявляли свои недовольство ворчанием и проклятиями на особенно кру­тых подъёмах и спусках, кремнистых опасных осыпях, на головоломных оврингах над глубокими провалами. Но шли верблюды, лениво шлепая губами и тяжело поводя боками, скрипели ремнями и верёвками плотно приторо­ченные вьюки, надтреснуто, тоскливо звякали, бренчали колокольцы, отдаваясь далеким эхом в красных скалах и темных ущельях. А Чандра Босс, безмолвный, сосредо­точенный, всё ехал и ехал, порой начиная усиленно ку­рить и ещё более дергать плетью.

На внезапно встретившейся среди гор плоскости он попридержал коня не-много и, поравнявшись с Иргашем, сказал:

— Молчишь, Иргаш? Говорят, не страшись болтли­вого, а остерегайся молчаливого, а?

Приступ малодушия охватил Иргаша, он растерянно пробормотал:

— Господин... зачем так говоришь! Преданность моя... почтение...

Но глаза его говорили другое.

— В глазах твоих я читаю нехорошее, — продолжал Чандра Босс, — вижу, но что мне пользы копаться в твоём полном демонов тьмы сердце.

От ужаса Иргаш молчал. Как этот проклятый читает мысли. Лицо — зеркало сердца. Правильно говорят про него, что он чародей.

— Но у меня есть дело поважнее. — Ироническая ус­мешка покривила сухое лицо Чандра Босса. — Ты хочешь золота? Конечно, хочешь. Только дурак откажется от золота, а ты можешь иметь много золота. Слушай. За тем холмом — река Пяндж. Ночью мы переправимся. Но, говорят, красные уже успели занять и переправу Айвадж и дальше, к востоку. Они выставили посты по реке, Следят, чтобы кто-нибудь не прошёл. Так вот, ты возь­мёшь пять человек и переплывёшь сразу же после заката реку, у Камыш-Буруна. Проберись в Кабадиан, всё раз­узнай... про ишана. Своих людей не держи при себе. Пусть ходят, смотрят, слушают. Где найти меня, ты знаешь.

Иргаш поднял глаза,

— Но... опасно... — пробормотал он робко.

— Ты получишь сверх жалования сто фунтов, — быстро заметил Чандра Босс.

— Сто пятьдесят, — так же быстро бросил Иргаш.

— Торговаться? Со мной? — проговорил Чандра Босс удивлённо. — Думай скорее. Иначе пойдёт другой, а ты... ты совсем не пойдёшь...

Смысл этого «совсем» не вызывал сомнений, и всё те­ло Иргаша снова обмякло. Он покорно опустил голову на грудь, что помогло ему спрятать взгляд, который, ко­нечно, не понравился бы Чандра Боссу.

Чандра Босс, однако, истолковал это движение по-своему:

— Прекрасно, я знаю же, что ты умный бой... Я же вижу, ты доволен.

Всё тело Иргаша затрепетало от сдерживаемой яро­сти. В бытность свою в Индии он насмотрелся на то, как обращаются белые саибы с мальчишками-боями, состоящими у них на побегушках. Но мысли его снова прервал размеренный голос Чандра Босса. На этот раз тот говорил каким-то несвойственным ему вкрадчи­вым и даже ласковым голосом.

Чандра Босс взглянул на укачивающую ребенка Дильаром, затем на Иргаша и сказал:

— Ты напрасно потащил с собой жену и... ребёнка. Ночью сегодня будет опасно... очень опасно...

Мутная волна ненависти поднялась в Иргаше и стала его душить.

— Вы сами знаете, господин... Я не мог поступить иначе.

— Чепуха... Мы переправили бы твою красавицу к тебе потом в целости и сохранности.

Внезапно подняв глаза. Иргаш, как ему показалось, поймал чуть заметную усмешечку в уголках пергаментных губ Чандра Босса и прохрипел:

— Она жена... должна ехать с мужем... Я не вернусь в Кундуз, я останусь жить в Дюшамбе... Мохтадир Гасан эд-Доуле узнает про оружие... что мы... его... и мне — конец... Я знаю, он под землёй достанет.