Набат. Книга первая: Паутина
Шрифт:
Однажды пришел Иргаш встревоженный и злой и сказал:
— Дильаром слишком красива. Губернатор провинции узнал о ее красоте. Он заберет Дильаром к себе в гарем!
Отец воздел руки к небу:
— Да удалится злоба зложелателей от моей доченьки. Я не допущу, чтобы дочь моя стала наложницей какого-то деспота!
Дильаром ужаснулась и заплакала:
— Убей меня своими руками, отец!
— Зачем убивать такую красавицу? — сказал Иргаш. — Живут и уроды, а тебе судьба велит насладиться счастьем.
И он потребовал сейчас же сыграть свадьбу.
Сыграли богатую свадьбу. И Дильаром поняла, что Иргаш нарочно прикидывался бедняком, чтобы не помогать им в их нищете и чтобы скорее сломить ее нежелание идти за него замуж. На свадьбе присутствовал сам губернатор провинции, и Дильаром поняла, что она обманута Иргашем еще раз. На свадьбу пришло много военных, которые называли Иргаша другом, и Дильаром поняла, что она трижды обманута. До сих пор Иргаш уверял, что он и здесь, на чужбине, работает простым кожевником.
По-своему Иргаш любил Дильаром, и яростная его страсть держала ее в чувственном угаре и заставила забыть о Рустаме.
Относился к ней Иргаш хорошо и даже не упрекал, когда она родила ему не сына, а дочь. Как будто он не изменился нисколько к жене, нежил и лелеял ее, точно аджамскую царевну из сказок «Тысяча и одна ночь», и не позволял ей работать.
— Мне нужна красивая женщина, а не батрачка, — говорил он ей.
Ревниво оберегал он ее от взглядов посторонних. Ревность вызывала в нем приступы бешенства, и про это не мешало знать Чандра Боссу.
… Получив столь решительный отпор на пороге, сулившем ему райские наслаждения, Чандра Босс не стал вступать в пререкания со своим слугой. Он взял себя в руки и, все еще ощущая на своем затылке шальные, полные бешенства глаза Иргаша, неторопливо пересек двор и поднялся по лестнице на крышу.
Только здесь он позволил себе дать волю своим чувствам:
— Ну, черномазый, не знаешь ты еще, с кем имеешь дело… С белым господином…
— С кем вы там беседуете?
Звук голоса Мохтадира Гасан-ад-Доуле Сенджаби привел в себя Чандра Босса.
— Садитесь. Выпьем за розу. Ведь, кажется, у Саади:
Роза из шипов, Шипы из роз.— У того же чертового Саади, — прошипел Чандра Босс, — имеется другое: «Чтоб тебе горько стало от змеиного яда!»
— Ну, у меня здесь в чаше не яд, а нечто более приятное… Так сказать, лекарство от любви.
Выпив, Чандра Босс поперхнулся и долго кашлял. Он покраснел, слезы текли у него из глаз, рот открывался и закрывался, втягивая со свистом воздух. Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сендлсаби испытующе разглядывал его напрягшееся лицо и перебирал пальцами серебряный бокальчик.
— Что с вами? — наконец спросил он.
— Дьявольщина. Вы не могли предупредить… — наконец смог вымолвить Чандра Босс, все еще не в состоянии совладать с собой и кашляя. — Что это, чистый спирт?
— Чистый…
— Дьявольская привычка… кхм… кхм… чистый спирт глотать.
— Водку, виски терпеть не могу.
— Но виски… скажем, «Черный конь» с чем сравнить? — Чандра Босс даже почмокал губами и щелкнул языком, но снова болезненно поморщился. — Отвратительно. Все: язык, зев, нёбо — все обжег.
— Если пить вообще водку, так уж сорокаградусную, русскую. Ее весь мир пьет, или… шведскую «аквавива»… Но она хуже.
В самый разгар увлекательной беседы о марках водок в комнату скользнул Синг и поставил на столик поднос с тарелками и мисками, над которыми взвилось облачко пара чудесных ароматов.
— Не желаете ли, — вполголоса угощал Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби, — корейка с горохом, копченый кабаний бочок…
— Аллах! — скорчил гримасу Чандра Босс с комическим ужасом. — И вы решаетесь в центре мусульманской страны, среди моря мусульман, в двух шагах от мусульманской святыни угощать правовернейшего мусульманина поганой, запрещенной пророком нашим свининой. Кстати, где наш друг Саиб Шамун?
Не отвечая на вопрос, Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби продолжал:
— Кушайте, угощайтесь, никто не узнает. Сюда никто без спросу не войдет. А если вам претит кабанятина, позвольте предложить другое: вот русская ветчина, вот белая куропатка, вот треска отварная с картофелем и засыпанная яйцом. Картошку мне привезли с Памира. Давно я не ел ее, а треску прямо из Стокгольма, а вот, если не побрезгуете, камбала в белом соусе… Пробуйте… Не хотите ли еще по одной?
С полным ртом Чандра Босс снова заговорил:
— Вкусно невероятно. Синг у вас поразительный повар… Не понимаю, где вы только могли раскопать такое сокровище? Индус с такими кулинарными по-знаниями…
— Индус… хм… допустим… хэ… хэ…
— П-понятно… Но позвольте спросить, откуда у вас… у перса, скажем… у перса по документам… персидского негоцианта такое пристрастие к скандинавским блюдам? Мы, сыны Альбиона, предпочитаем бифштекс с кровью, ростбиф… да и яичница с кабаньим беконом выглядела бы недурно… Ваше здоровье! — Он налил в большой хрустальный бокал розового муската и выпил почти залпом. — А о виски вы напрасно… Знаете, после такого обеда… посидеть в кресле… сигареты… сода, виски… и… хэ… хэ… Сначала пополам, а затем, хэ… хэ… господин. Мохтадир… доливать чистеньким виски, хэ… хэ…
Неодобрительно глядел Мохтадир Гасан-ад-Доуле Сенджаби на непростительно быстро пьяневшего Чандра Босса и брезгливо морщился, когда тот осушал бокал за бокалом, не обращая внимания на марки, крепость, качество.
— Вы думаете, я пьян?.. — уже совсем осоловело спросил Чандра Босс. — Нет, не… беспокойтесь. Черт бы побрал Иргаша… Не можете себе представить… какой мерзавец… В… вы, господин Мох… Мох… э… Сенджаби… наверное, прячете эдакое приятное… с глазами газели… существо… Восток, нега, гурии…