Набат. Книга первая: Паутина
Шрифт:
Внезапно толпа раздалась с воплями: «Вор! Конокрад! Блудня!» По небольшому проходу ехали богато одетые всадники. Прежде всего Энвербею бросилась в глаза живописная бородатая физиономия, хитрые прищуренные глаза.
— Ибрагим! Ибрагим! — орали в толпе.
Подняв руку, Ибрагим остановил коня и хрипло прокричал:
— Знамение! Знамение будет! Война! Газават!
Со всех сторон напирали возбужденные краснолицые локайцы. Они вопили, перебивая друг друга:
— С кем ты воюешь, Ибрагимбек?
— На кого ты поднял оружие?
— Против большевиков? Против тех, кто прогнал в два дня царя, скинул всемогущего эмира бухарского с престола?!
— Безумец ты!
— Ты хочешь погубить локайское племя!
Они все шумели, кричали. Не умевший красно говорить Ибрагим только пыхтел, багровый, потный. Вместо слов изо рта у него вырвалось глухое ворчание. Он продолжал повторять: «Знамение будет! Знамение будет!» Налитыми кровью глазами он поглядывал по сторонам с тревогой и ожиданием. Из толпы раздавались возгласы:
— Вор он, ему болтаться на виселице, а у нас дети, жены!
Расталкивая теснившихся людей, в круг вышли старейшины. Один из них, согбенный, старый, прокричал:
— Масляхат родовых вождей порешил: пусть Ибрагим едет к себе домой, пусть каждое селение даст ему по одному барану! Пусть живет в своей юрте и молчит. Довольно ему разбойничать. Хватит ему наворованного до самой смерти.
Осипшего, посиневшего от крика Ибрагима стащили с коня. Кучей тряпья он лежал на голой земле в соре, навозе и сипел, посеревший от страха.
Его помощник Абдусаттар Безносый крикнул:
— Он согласен… пишите ухданаме — договор. — Голос у него дрожал.
И вдруг Ибрагимбек вскочил и, протянув руку, начал тыкать в воздух пальцами.
— Знамение! Знамение! — ревел он.
По склонам лысого холма в долину, где происходил масляхат, одетый в изодранные козьи шкуры пастух вел коня с вьюком.
И то, что пастух оказался всем известным юродивым Пармоном Немым, и то, что во вьюке нашли восемь винтовок и около тысячи патронов, взволновало и поразило старейшин. В толпе передавали:
— Ружья! Патроны!
Около Энвербея кто-то громко выкрикнул:
— Эй, да вы не видите, что ли? Конь-то из конюшни Ибрагима-вора!
— Тсс, тише! — оборвал его испуганный голос. — Не знаешь, что ли. отрезанная голова не болтает.
— Указующая рука аллаха! — выл Ибрагим. Пот лился по его лицу, руки и ноги дергались. Он забрался на своего коня.
Вставил слово и Абдусаттар:
— Поистине это господь всевышний повелел ангелам своим поразить нечестивых большевиков и оружие их отдать вам.
Собственноручно Ибрагим роздал винтовки сыновьям старейшин. Он буквально всовывал им трехлинейки в руки.
— Берегите! Вы воины священной войны!
Торжествующий, сияющий, он ехал по образовавшемуся в людском море проходу.
И вдруг его маленькие, налитые кровью глазки остановились на группе необычно одетых для здешних мест энверовских всадников.
— Э, ты кто? — спросил он.
Только теперь толпа обратила внимание на Энвербея и его спутников.
Беспомощно оглянувшись в поисках, кто бы мог его представить, Энвербей пробормотал:
— Я… э… военный министр… Я Энвер-паша. А вы кто?
— Энвер! — хихикнул Ибрагим. — А! Добро пожаловать. А мы… хэ-хэ… мы Ибрагим… командующий..
Он снова подмигнул Энвербею и обвел тысячные толпы рукой: видишь-де, как нас тут любят и уважают.
Он поспешил вывести Энвербея на глиняный холмик, поднимавшийся над головами ревущей толпы.
— Вот наши воины… — сказал он Энвербею, кивнув в сторону моря чалм, шапок, малахаев, разинутых кричащих ртов, и добавил: — Воины ислама… могучие воины. У каждого горячее ружье, у каждого острая шашка… — и снова подмигнул иронически: — Кажется, вы, эфенди, прибыли командовать?… Прошу же…
Еще больше загудела толпа, шарахнувшись со всех сторон к холму. Всем хотелось посмотреть, что там на вершине его происходит.
Нервно подергиваясь, Энвербей зло крикнул на Ибрагимбека:
— Базар! Где же армия? Мне в Бухаре сказали… Десять тысяч бойцов за веру!.. Я возглавлю!.. Поведу на большевиков, на неверных собак!.. А здесь базар!.. Безобразие…
Он выкрикивал каждое слово, потому что толпа ревела.
— А!.. Борьба за веру… ислам… Сейчас… Эй, позовите святого сеида, ишана кабадианского…
Ибрагимбек суетливо замахал руками, и вперед выдвинулся сеид Музаффар. Внешне вид его мало изменился за эти дни, несмотря на то что он стал влиятельнейшим и богатейшим человеком Горной страны. Только белая, дорогой индийской кисеи чалма оттеняла темноту его почти черного лица.
— Так это вы ишан кабадианский?! — разочарованно протянул Энвербей, во все глаза глядя на сеида Музаффара… — Такой, такой…
Ишан понял его разочарование по-своему и усмехнулся:
— «Придать самому красивый вид своему рубищу лучше, чем добыть роскошное одеяние позорной ценой», — сказал поэт Саади…
— О нет, вы меня не поняли… Я думал, что ишаном кабадианским…
— Бывший турецкий офицер Фарукбей… Да, но он умер.
— А-а-а, — протянул Энвер. — Я его знал… давно… А знаете, если память мне не изменяет, я где-то вас видел.
— Пути смертны, сходятся и расходятся, и лишь могила избавит нас от встреч и расставаний.
Энвербей не успел ничего сказать. Их перебил Ибрагимбек.
— Вот единственный в мире человек… потомок пророка Музаффар… Шахабуддин… Фахрулла и, как его там, почтенный святоша, который может заставить наших баранов помолчать немного и послушать ваше превосходительство…