Наблюдая за русскими. Скрытые правила поведения
Шрифт:
И что особенно ценно, этот вклад обогащал и русских. Как замечательно сказал Д.С. Лихачёв:
«Культура — это как неразменный рубль: расплачиваешься этим рублём, а он всё у тебя в кармане, и даже, глядишь, денег становится больше».
Крупнейшие русские учёные создавали для бесписьменных народов алфавиты, тщательно изучали языки Кавказа, Сибири и Средней Азии. Наши востоковеды внесли большой вклад в мировую науку и тем самым обогатили и русскую филологию, антропологию, культуру, искусствознание. Про развитие промышленности, разработку недр нечего и говорить: кто в Сибири до прихода наших учёных подозревал, какие там в земле хранятся богатства? Кто содействовал вступлению народов Средней Азии в эпоху
Кстати, стоило русским уйти из Средней Азии, как ставшие самостоятельными страны быстренько вернулись в полуфеодальное состояние, а бывшие коммунистические вожди приобрели все признаки ханов и баев.
С другой стороны, в царской России и в СССР были сильны тенденции к русификации. До революции 1917 года запрещалось преподавание в школах на национальных языках, после революции национальные республики активно заселялись русскими, причём вовсе не поощрялось усвоение пришельцами местных языков и обычаев. Вторым секретарём республиканского партийного руководства в национальных республиках обязательно был русский. Усиленно внедрялась идея о создании новой общности — «советский народ».
В чём-то тут советская власть преуспела, прежде всего там, где она пользовалась общечеловеческой логикой. В самом деле, все народы единого государства СССР должны знать общегосударственный язык — естественно, русский, как язык преобладающей нации. Это давало возможность людям любой национальности свободно перемещаться по территории Советского Союза — тем более что дальше их уже не пускали. Можно было поступить в любой вуз, где преподавание велось на русском языке. Ну и, разумеется, знание русского языка открывало доступ к великой русской культуре.
И так далее.
Та же политика — в отношении национальных границ в пределах СССР. Они, эти границы, определялись произвольно, иногда, что называется, резали по живому: Северная Осетия и Южная оказались в разных республиках. Бывали случаи и простого каприза наших вождей. Ну какая, скажите, разница, куда отнести Крым, к РСФСР или к УССР? Когда Хрущёв волевым решением присоединил Крым к Украине, никого это особенно не взволновало. Когда Нагорный Карабах отдали Азербайджану — кто возражал? И когда одни республики объявляли «самостоятельными», даже формально будто бы имеющими право на отделение, а другие — только автономными — как, например, Чечня, — всем это было, выражаясь языком молодёжного жаргона, «фиолетово». Все же понимали: ни о какой самостоятельности здесь речи нет, всё это чистой воды демагогия.
Плоды всей этой безумной (или бездумной?) политики мы сегодня и пожинаем. Только подумать: была бы Чечня в составе СССР объявлена не автономной, а Советской Социалистической республикой, она бы получила независимость после распада Советского Союза, и не произошло бы двух страшных чеченских войн…
ПОНАЕХАЛИ!
В Россию на постоянное или долговременное жительство ехали всегда и со всех концов света. Иностранцы отправлялись сюда даже во времена монголо-татарского нашествия, хотя, кажется, чего искать в разорённой, сожжённой, униженной стране. Но раз ехали, значит, находили. Даже из самой Орды перебирались. Устраивались, обзаводились домами и семьями, открывали собственное дело или торговлю. Ехали с запада, ехали с востока, ехали и с юга, прежде всего с Кавказа. Из Индии и то прибывали.
А позже приезжали по приглашению того же Петра специалисты-корабелы и те, кого после 1917 года назвали бы военспецами. Матушка Екатерина позвала на жительство множество немцев, построивших в центральной части России образцовые сельские хозяйства, которые просуществовали до 1941 года, когда созданная у нас Республика немцев Поволжья была уничтожена, а её жители интернированы или отправлены в концлагеря.
В войну 1812 года
Годы советской власти иммиграцию сильно сократили: пересечение границы стало большой проблемой как с той, так и с другой стороны. Говорить тогда можно было разве что о принудительной миграции, когда целые народы (чеченцы, ингуши, крымские татары и другие) были насильственно переселены с их родовых земель в голую степь, где в массовом порядке и погибали.
Однако «союз братских народов» приказал долго жить. «Распалась цепь великая, распалась, расточилася». На окраинах Российской Федерации из этих самых бывших братских республик образовались бедные государства. Украина, Молдова, Грузия, Азербайджан, Армения, республики Средней Азии, сперва несколько опешив от свалившейся на них свободы, стали потихоньку организовывать свою жизнь. И в ходе этой организации обнаружилось, что Россия, эта «тюрьма народов», не так уж плоха. Нет, националисты её, конечно, всячески поносили, вспоминая реальные и выдуманные грехи, но народы этих стран поняли, что в России, по крайней мере, можно заработать, чтобы содержать семьи, а дома — отчаянная безработица или зарплата, на которую без слёз смотреть невозможно.
Толпы украинцев, молдаван, кавказцев и жителей Средней Азии потекли в Россию, согласные на любую грязную, неприятную и отвратительно оплачиваемую работу: всё-таки по сравнению с зарплатой на родине российские деньги выглядели как целое состояние. Да и на какие ещё доходы могли рассчитывать люди без квалификации? Они соглашались на любые условия жизни, без официальной регистрации, без медицинского обслуживания, без заботы профсоюза, в жутких жилищных условиях — только бы не выгнали, только дали бы немножко заработать, ведь дома дети голодные!
Из Вьетнама и Китая к нам поехали торговцы и крестьяне. Ну им-то и подавно было не привыкать к трудной жизни. Мне рассказывали, что на Дальнем Востоке в советские времена русские колхозы отказывались вызывать на соревнование колхозы «советских китайцев»: бесполезно, трудолюбие китайских крестьян било все мыслимые рекорды. (Потом все эти колхозы ликвидировали, судьба китайских колхозников оказалась плачевной, но это уже другая история.)
Как мы отнеслись к нашествию всех этих «языцей»? Здесь нам поможет так называемый комплекс неполноценности. Рассмотрим его в несколько упрощённом виде. Этот комплекс характерен для всех народов и всех конкретных людей. Мы ведь все несовершенны, и всегда рядом есть кто-то, кто может сделать то, чего не можем мы. Это огорчает, но это и стимулирует. К примеру, если ребёнок видит, что он слабее сверстников, которые его обижают, у него есть два пути: заняться спортом и стать сильнее или учиться лучше, чем ребята в его классе, и стать умнее. Так он пытается ликвидировать свою неполноценность: не преуспел в одном, зато стал выше в другом.
Впрочем, есть и третий путь: ничего не предпринимать, но начать думать, что остальные ребята — все сплошь дураки, а ты выше их всех. Комплекс неполноценности перерастает в комплекс превосходства.
То же — с народами. Мы можем видеть, что какой-то народ что-то делает лучше, чем мы. Можно восхититься и попробовать им подражать. Ну, например, стать вежливыми, как англичане, или пунктуальными, как немцы. Если это не очень противоречит нашим основным установкам, что-то может и получиться. А можно озлиться и увидеть хорошие качества иных народов в дурном свете: вежливость англичан притворная, фальшивая, а мы зато искренние, режем правду-матку; немцы со своей пунктуальностью жуткие зануды. И вообще не следует ничего брать у других, потому что всё чужое хуже, чем наше родное.